В книге "нормальная", казалось бы, обновленная жизнь шестидесятых оборачивалась фарсом. Неудивительно, что "Место" брали "как бомбу", "как ежа". Хотя его и читали в рукописи влиятельнейшие люди, впервые оно было опубликовано в России лишь в 1991 году.

Однако, вернемся к биографии писателя. Шли годы, Горенштейну удалось все-таки закончить в Москве Высшие сценарные курсы. Не имея ни квартиры, ни постоянной прописки в столице, он зарабатывал на жизнь тем, что писал и редактировал сценарии за других. Под его собственным именем были экранизированы только восемь сценариев. Среди них ─ "Раба любви" (режиссер Н. Михалков), "Солярис" (режиссер А. Тарковский), "Седьмая пуля" (режиссер А. Хамраев), "Комедия ошибок" (режиссер В. Гаузнер), "Щелчки" (режиссер Р. Эсадзе), "Без страха" (режиссер А. Хамраев), "Остров в космосе" (режиссер А. Бабаян). Многие сценарии, как например, "Светлый ветер", написанный совместно с Тарковским, были, однако, запрещены.

Послесталинская субкультура требовала от работников искусства куда более изощренной мимикрии, чем сталинский режим. Лагерный опыт создал новый, в отличие от сталинского сущностно советский, тип творческой интеллигенции, умело лавировавшей в узком пространстве неоромантического социализма на грани элитарности и пролетарности, имитируя либеральное общество и свободный художественный процесс. Кино, литература, театр стали наиболее коррумпированными зонами советского общества. Эти иерархические структуры литературно-художественного полусвета не только диктовали особый стиль в искусстве, но предписывали определенный стиль жизни и мышления тем, кто претендовал на привилегированное "место среди живущих" на духовном фронте. Ни в литературе, ни в жизни Горенштейн этим требованиям не отвечал. Более того, его опасно было "брать в дело", как, скажем, опасно брать эпилептика на вооруженный грабеж. Того и гляди случится литературный припадок! Накроют всех.

В 1980 году Горенштейну, казалось бы, повезло. По приглашению Германского фонда по культурному обмену (DAAD) ему удалось попасть в Западный Берлин, где он и прожил 22 года. Однако и это событие произошло, как он не раз подчеркивал, не благодаря, а вопреки советскому "литературному истеблишменту", работавшему не только на внутренний рынок, но и на "экспорт", совместно с западной леволиберальной славистикой.

На Запад Горенштейн уехал без шумной биографии диссидента. Те успехи, которые пришли к нему в Германии и во Франции ─ почти все его произведения переведены на немецкий и французский ─ он принял у судьбы не как подарки, а как на годы задержанные долги, на которые стоило бы начислить большие проценты. Впрочем и здесь в Берлине, несмотря на то, что в немецкой печати за ним закрепился титул "второго Достоевского", у писателя было много неудач и разочарований, в частности в связи с его политическими взглядами, настолько не укладывающимися в готовые схемы, что пресса устала записывать его то в правые, то в левые радикалы. Берлинский журнал "Зеркало Загадок" был в последние годы почти единственным органом печати, где он мог открыто выступать как публицист.