Субъективные факторы, безусловно, должны были сказываться. И дело не в характере Сталина вообще: ведь он был чрезвычайно сдержанным и расчетливым человеком, умевшим подавлять свои личные чувства и амбиции. Но в ту пору он почти постоянно находился в сильнейшем интеллектуальном и нервном напряжении, его давила лавина проблем, которые следовало обдумать, и вопросов, которые требовалось оперативно решать.

Добавим еще смерть родных и близких, неоднократные покушения. Сталин знал, что является мишенью для тайных организаций и разведслужб ряда государств. Он убедился, что его могут предать даже самые близкие друзья. Неудивительно, что в такой обстановке вождь настаивал на предоставлении НКВД возможности проводить репрессии без серьезного их обоснования и в кратчайшие сроки.

Личность Ежова (а также его ближайшего сподручного Фриновского) тоже сыграла свою отрицательную роль. И дело не в том, каким он был вообще. Важно – каким он стал, сосредоточив в своих руках власть над сотнями тысяч, а в принципе – над миллионами людей. Он ощущал себя вершителем человеческих судеб и то и дело впадал в административный раж. Нередко карал тех, кто не был врагом Сталина, тем самым ослабляя позиции вождя, вызывая не только страх, но и недовольство, а то и возмущение в обществе. Объективно это было на руку врагам Сталина (прежде всего Троцкому), которые рассчитывали на массовые беспорядки и бунты в ответ на репрессии. Если бы террор проводился против советского народа, а не против коммунистической верхушки, то так бы и произошло.

Был еще один фактор, определявший разгул «ежовщины»: освобожденная стихия репрессий развивалась с нарастанием, ускоренно, как большинство процессов с обратной связью, характерных для биологических и социальных систем. Арестовав одну группу подозреваемых, от них переходили к их сторонникам, а то и просто к сочувствующим или даже хорошим знакомым, от которых якобы тянулись нити к другим участникам заговоров или тайных организаций. Надо было демонстрировать бдительность и проницательность, раскрывать новых и новых противников советской власти. Приходилось добиваться – правдами и неправдами – признаний задержанных, чтобы не оставалось никаких сомнений в правильности арестов и подозрений. Добавим, что в органах НКВД было немало скрытых недругов Сталина. Они могли сознательно ужесточать репрессии, вовлекая в их круг его сторонников.

Благодаря полученным чрезвычайным полномочиям руководство НКВД оказалось в положении высшей власти в стране и поставило под свой контроль не только военачальников, но и партаппарат. Сталин наверняка это понимал.