Ежов, конечно же, решительно отличался от Ягоды. Он был идейным человеком. Результаты обыска у него в квартире дали совсем другие результаты, чем у его предшественника: «Из вещей – мужское пальто, несколько плащей, пар сапог, гимнастерок, фуражек, женских пальто, платьев, кофточек, фигур из мрамора, фарфора и бронзы, а также картин под стеклом».
Через две недели после ареста Ежов написал Берии: «Лаврентий! Несмотря на суровость выводов, которые заслужил и принимаю по партийному долгу, заверяю тебя по совести в том, что преданным партии, т. Сталину останусь до конца. Твой Ежов».
Кольцо интриг вокруг Ежова сжималось. В мае 1938 года его жена Е.С. Хаютина была уволена с работы из редакции журнала «СССР на стройке» (где долгое время она была фактически главным редактором) и впала в депрессию. 21 ноября она умерла в подмосковном санатории, отравившись люминалом. Но распространились слухи, что Ежов отравил жену, опасаясь разоблачения своих преступлений. В это очень трудно поверить. Вот одно из последних писем Евгении Соломоновны мужу: «Коленька! Очень прошу, настаиваю проверить всю мою жизнь, всю меня. Я не хочу примириться с мыслью, что меня подозревают в двурушничестве, в каких-то несодеянных преступлениях».
Суд над Ежовым и его расстрел были окружены плотным покровом тайны. Появились легенды о его дальнейшей судьбе: от пребывания в сумасшедшем доме до работы в рыбной промышленности (под чужой фамилией) или комендантом отдаленного лагеря. В 1970-х годах говорили, что в сквер одного из элитных домов на Фрунзенской набережной ходит дряхлый старик – бывший «железный нарком». Теперь, однако, обнародован документ:
«Секретно
Справка
Приговор о расстреле Ежова Николая Ивановича приведен в исполнение в гор. Москве 4.02.1940 года. Акт о приведении приговора в исполнение хранится в Особом архиве 1-го Спецотдела НКВД СССР, том № 19, лист № 186.
Начальник 12-го отделения 1-го спецотдела НКВД СССР лейтенант госбезопасности
Так завершилась «ежовщина», расчистившая дорогу к власти таким деятелям, как Маленков, Берия, Хрущев, Булганин, Мехлис. Это уже была новая поросль крупных партийных работников: изворотливых, циничных, беспринципных, но умевших представить себя пламенными борцами за коммунизм. Они понимали, что сталинская эпоха близится к завершению, и готовились взять власть в свои руки.
Победа или поражение?
Победа или поражение?
Безусловно, репрессии уже сами по себе – явление отрицательное. Но бывает ли иначе, когда происходит острейшая борьба за власть? Тем более если все еще господствует «революционная законность» (в немалой степени – беззаконие) и в стране сохраняется военное положение?