Статья 169, часть 2 Уголовного кодекса РСФСР применяется в таких случаях, как продажа гражданином собственной продовольственной карточки. Хотя это действие нельзя считать законным, тем не менее, оно не содержит признаков мошенничества. Аналогичным образом, покупка продовольственных карточек часто совершается работниками в связи с тем, что их собственные талоны использованы на питание в столовой, и у них не остается достаточно талонов для питания в столовой до конца месяца. Эти действия также невозможно считать законными, но за исключением тех случаев, когда продовольственная карточка была приобретена покупателем незаконно или должна вернуться к государству, покупатель, безусловно, не заслуживает уголовного преследования за мошенничество[525].

Статья 169, часть 2 Уголовного кодекса РСФСР применяется в таких случаях, как продажа гражданином собственной продовольственной карточки. Хотя это действие нельзя считать законным, тем не менее, оно не содержит признаков мошенничества. Аналогичным образом, покупка продовольственных карточек часто совершается работниками в связи с тем, что их собственные талоны использованы на питание в столовой, и у них не остается достаточно талонов для питания в столовой до конца месяца. Эти действия также невозможно считать законными, но за исключением тех случаев, когда продовольственная карточка была приобретена покупателем незаконно или должна вернуться к государству, покупатель, безусловно, не заслуживает уголовного преследования за мошенничество[525].

Аргумент Басавина оказался убедительным. Уголовные санкции за все правонарушения, кроме самых серьезных, были заменены штрафами в размере до трехсот рублей; нагрузка на суды по делам, связанным с карточками, сократилась с 1800 до 300 в месяц[526]. Нужно отметить, что снисходительность имела свою цену: с 1943 до 1946 года, когда были вновь введены уголовные санкции, карточки были самым ходовым товаром на 2600 базарах РСФСР[527].

Кроме того, в ходе войны случаи спекуляции преследовались гораздо реже. Сначала это происходило непоследовательно и безо всякой координации из центра. Лицо, задержанное за продажу личных вещей, обмен имущества на еду или за приобретение еды для личного потребления сверх необходимого, могло получить выговор, небольшой или крупный штраф, лишение свободы на срок один год за «нарушение правил, регулирующих торговлю» (статья 105 Уголовного кодекса РСФСР 1926 года) либо лишение свободы на срок пять лет за «спекуляцию» (статья 107). Однако тенденция очевидна: со стремительным ростом числа уличных торговцев уголовное преследование уступало место штрафам или более энергичному сбору ежедневных платежей – либо и тому и другому[528]. К середине 1943 года сотрудники милиции получили распоряжение игнорировать многие виды мелкой торговли вне зависимости от цен, по которым она осуществлялась. Бартерный обмен, продажа еды, полученной в рамках пайка, продуктов домашнего хозяйства, личного имущества (подержанного или нового), а также владение излишками продовольствия и товаров теперь допускались в пределах разумного, чтобы милиция могла сосредоточиться на борьбе против «подлинных спекулянтов», – того «нетрудящегося элемента», который, несмотря на десятилетие репрессий, продолжал снабжать от 25 до 40 % продавцов на базарах во время войны[529].