Проекты по улучшению экономического положения на более низком административном уровне сталкивались с препятствиями, которые в целом не мешали экономическому, нравственному и «культурному» прогрессу в советской торговле, но в определенный момент его ограничивали. Обращаясь к интерпретации, распространенной в эпоху «оттепели», я выдвигаю аргумент о том, что главной преградой на пути нормализации в 1949–1954 годах была одержимость политиков ценами на продукты питания и потребительские товары. Последовательное сокращение цен привело к ситуации, при которой общий «потребительский фонд» денег, доступных для сделок купли-продажи, значительно превышал рублевую стоимость общего «коммерческого фонда» потребительских товаров. Иными словами, спрос превысил предложение, и, хотя в этот период снабжение значительно выросло и уровень жизни действительно улучшился, дисбаланс между предложением и спросом гарантировал сохранение дефицита и очередей, а также вытеснения товаров из официальной во «вторую экономику».

Развитие торговой политики иллюстрирует тенденцию к сужению рамок учета в советской системе бюрократии после 1948–1949 годов. Согласно мнению Йорама Горлицкого относительно правовых ведомств, позднее сталинское руководство все больше внимания уделяло нескольким легко поддающимся количественной оценке показателям эффективности [Gorlizki 1999]. Для торговли такими значимыми показателями в начале 1950-х годов были: «физический объем», или реальное количество доступных к продаже товаров; объем розницы, или рублевая стоимость в текущих ценах реально продаваемых товаров; и динамика цен, особенно в социалистическом секторе, но не только в нем. Ни один из этих факторов в 1945–1948 годах не вызывал настолько же серьезной озабоченности, как наказания за злоупотребления продовольственными карточками и кражи на рабочем месте, поскольку применения силовых методов для решения этих проблем не предполагалось. Тем не менее высокопоставленные чиновники обращали внимание на эти показатели, и если органы правопорядка направляли свою энергию в другое русло, центральные и региональные партийные организации отслеживали их вместе с центральными торговыми властями. Усилия, направленные на поднятие «культуры», получали все более «мягкую» политическую поддержку, однако, как показывают примеры из ЦУМа и курского «Гастронома», «образцово-показательные» торговые заведения могли отдавать предпочтение качественным, а не количественным целям.

Наконец, в связи с торговлей послевоенного периода в памяти возникает еще одна историческая тема – по крайней мере, у автора настоящего исследования. Это тема «упущенных возможностей». Учитывая огромный престиж СССР как внутри страны, так и за рубежом, возросший к концу войны, в послевоенные годы режиму представилась уникальная возможность развить систему новых, более свободных и открытых отношений с собственными гражданами во всех сферах общественной жизни. У Сталина был шанс обеспечить крестьянам минимальную оплату их труда в колхозах, ввести конкурентные выборы, сократить практику политических наказаний, освободить рынок труда и прессу и ввести любое количество других смягчающих реформ[659]. В частной торговле примером упущенной возможности я бы назвала ликвидацию предприятий частного сектора, так как это помешало задействовать частную инициативу граждан в потребительской экономике. В более общем смысле возрождение парадигмы «культурной торговли» 1930-х годов и фиксация на ограниченном наборе экономических показателей продемонстрировали, что советские руководители не смогли среагировать на изменения, произошедшие в мире после войны. Как и в 1930-х годах, советские политики приняли идею воспитания потребителей в советских гражданах. Однако оказалось, что власти не могут и не хотят представить себе автономное формирование потребительских желаний, которое неизбежно сопровождало выход страны из крайней нужды. Если, как предполагала В. Данэм [Dunham 1990: 3-24], провозглашение довоенной концепции культурного консьюмеризма и укрепило связь режима с чиновниками среднего звена (и от себя добавлю – среднего возраста), то со временем это могло лишь оттолкнуть молодежь и других индивидуалистически настроенных потребителей.