Он пришел в себя на верхнем ярусе южной башни. В небе сияло солнце, далеко внизу на зеленом лугу переступали крохотные фигуры лошадей, Брайдик бродил по каменному парапету. Ветер, который казался здесь наверху холодным, как будто привел мальчишку в чувство. Тис оглянулся. Стражник Айран стоял за его спиной в десяти шагах, и ветер, который принес облегчение мальчишке, захлестывал седые волосы воина на его покрытое шрамами и морщинами лицо.

– Мне нельзя здесь быть? – спросил Тис.

– Гантанас велел присматривать за тобой, – проскрипел Айран.

– Я не собирался прыгать, – сказал Тис воину.

– Некоторые решения приходят в последнюю секунду, – ответил Айран. – Может быть, я и сам иногда подумываю о таком прыжке?

– У вас нет дома и кого-то, ради кого стоило бы жить? – почему-то спросил Тис.

– Мой дом здесь, – вымолвил воин.

«Мой дом тоже здесь», – подумал Тис, но ничего не сказал. Он поймал кота, водрузил его на плечо, кивнул воину и пошел прочь – сначала спустился на верхний ярус средней башни, затем поднялся на верхний ярус северной и пошел вниз по лестнице, пока, повинуясь какой-то догадке, не уперся в почти всегда запертые двери хранилища рукописей. Надавил на одну из створок и оказался внутри.

Читальный зал показался ему пустым. Ровно до той секунды, пока он не увидел за одним из столов старика Скриба. Седой хранитель рукописей, который следил за их сохранностью да иногда отмечал начало или конец занятий звучанием своего рожка, сидел в центре зала и как будто прислушивался к чему-то. Падающие в узкие окна полосы света были наполнены кружащимися пылинками, и от этого казалось, что седая голова Скриба отражает солнечные лучи как перламутровая раковина.

– Я могу присесть? – спросил Тис, подойдя к старику и заметив, что тот сидит с закрытыми глазами. – Вы хорошо себя чувствуете?

– Да уж получше, чем ты, – проскрипел старик, но глаз не открыл, хотя и поднял сухую ладонь и коснулся пальцами собственного виска, – хотя, бывали времена, когда я чувствовал себя куда лучше.

– Скажите, – Тис начал гладить кота, и когда тот снова благодарственно заурчал, продолжил, – есть ли у вас какой-нибудь свиток или манускрипт с описанием наведенной боли и способами борьбы с нею?

– Ничего подходящего, – медленно проговорил Скриб и как будто прищурился, слегка приоткрыв глаза. – К тому же с болью бороться нельзя.

– Почему? – выдохнул Тис.

– Потому что боль – это жизнь, – ответил старик. – Если боли нет, значит нет жизни. Понятно, что случается такая сильная боль, что хочется умереть. Но даже самая сильная боль всего лишь говорит о том, что вот такая у тебя жизнь.