Глава двадцать четвертая. Белые башни

Глава двадцать четвертая. Белые башни

Вряд ли черные егеря таились в лесу так, как это делал Юайс, ведя воспитанников через дикий лес с юга на север, избегая троп и хоженых дорог, которых в этом забытом богами краю оказалось немало. Пайсина надолго обосновалась в хвосте отряда, а Юайс, казалось, сплетал между вековыми стволами можжевельника какие-то странные кружева. Он то и дело возвращался по едва приметным тропинкам назад, ступал в каждый попавшийся ручей, выбирался из него не раньше, чем через сотню шагов, да еще и норовил выйти или на каменистый берег, или на засыпанную старой хвоей прибрежную болотину. Пятерка воспитанников безропотно следовала за ним, с каждым шагом приучаясь передвигаться без треска, грохота и сопения, а Пайсина в хвосте отряда поправляла задетое и потревоженное или развеивала из сухих коробочек пыльцу лилового забвейника, чтобы сбить возможных преследователей со следа. И никто никого ничему не учил, поскольку все переходы происходили в полной тишине, все учились всему сами. Чего уж говорить о горячей еде? Даже костер Юайс позволял развести лишь на ночь, выкопав яму для углей и накрыв крохотный бивак куском парусины, которая нашлась в его тяжелом мешке. Хорошо хоть дождь больше не принимался, солнце пробивалось сквозь зеленые ветви, да и прошлогодней, слегка подвяленной черной ягоды, которая прекрасно утоляла жажду и голод, в лесу оказалось полно.

На ночных привалах Дина недовольно шипела:

– Сколько там до этой Долины Мертвых? Полторы сотни лиг? Уже больше недели топаем, но вот уж не думаю, что приближаемся к ней. На два шага в нужную сторону делаем шаг назад и четыре шага вбок. Так вообще никогда не дойдем.

– Не нуди, – негромко отвечал ей Бич, который частенько оставался под парусиной старшим, потому как Юайс и Пайсина перестали ставить в дозор воспитанников, едва опасность стала реальной. – Все одно поднимаемся. Если тропа ползет вверх, значит, близимся к цели. Что там, Джор?

Джор, который к всеобщему удивлению вовсе не напоминал того прежнего плачущего Джора, как обычно сидел чуть в отдалении от костра и шевелил пальцами. Иногда Гаоте казалось, что его пальцы подобны червям, и они извиваются, пытаясь вырваться из его кистей, но стоило ей тряхнуть головой, как они вновь становились пальцами.

– Без изменений, – выдыхал Джор, не открывая глаз, и вновь погружался или в сон, или в то странное состояние, в котором начинал чувствовать округу на многие лиги. Гаота предложила перед последним привалом Юайсу прощупать местность ее собственными навыками, но он не позволил ей этого.