– Наверх полезешь? – спросил Ратибор.

Игун указал на корзину в руке и объяснил:

– Пойду собирать урожай. У деревенских наверху огород.

Драконид оглядел приколоченные к жерди ступени и ловко полез наверх. Ратибор взялся за вторую ветку, но тут услышал ругань Игуна. Самодельная лестница не удержалась и завалилась набок – драконид спрыгнул и даже сумел аккуратно приземлиться.

– Ты как? – спросил Ратибор.

– В порядке. Чёртова жердь вихляет, как проклятая. Я, всё-таки, потяжелее лепра.

– Давай я подержу.

– Буду признателен.

Ратибор подпёр плечом лестницу и крепко ухватился. Игун ловко, словно ящерица, вскарабкался вверх. Остановившись на верхних ступенях, он огляделся и пробормотал:

– Нигде их не видать…

– Кого ты думал там увидеть?

– Нечисть. Хуната сказала, что я могу наткнуться на нечисть. Ладно, пойду за яблоками.

Игун исчез наверху, а дверь в избу вновь распахнулась. С грохотом на крыльце появился Бэюм. Из-за рогов орону тяжело было пролезть в крошечный дверной проём, так ему ещё и пришлось вытащить коромысло с вёдрами. Одно из них свалилось с крюка и покатилось, издевательски проскакав по ступеням и закончив бегство в ручье. Бэюм протиснулся лишь с помощью чудотворной матершины.

Пока орон подбирал ведро и осматривал его на предмет повреждений, Ратибор сломал вторую ветвь.

– Как там Нулгина? – спросил турич, начиная складывать стопку.

– Нулгина… хорошо. Такое у неё облегчение. Глаза на мокром месте – Хуната едва успела меня спровадить. Так что с дровами не спеши – пусть наговорятся.

– Свою работу я при всём желании быстро не сделаю.

Бэюм кивнул и закинул коромысло на плечо. Ратибору же предстояло продолжить возню с топориком, размышляя, не будет ли быстрее срубить дерево и наколоть нормальных дров. Пожалуй, турича останавливало лишь отсутствие пилы.

Но затем Ратибор прислушался к совету Бэюма и наплевал на спешку. Проблем с неудобством это не отменяло, но хоть получилось на них не зацикливаться. Не сразу, но турич смирился, что больше ломает ветки, нежели рубит. И тогда наступило умиротворение. Особое умиротворение, когда тяжёлый труд воспринимается сродни отдыху. Ратибор орудовал топором легко, с непринуждённой машинальностью. Турич был месяц в пути, он уже забыл, когда нормально ел, но сейчас, за рубкой дров, расслабился.

Когда отец находил время обучать юного Ратибора фехтованию, он устраивал многочасовые тренировки. А в конце занятий заставлял колоть дрова. И по сравнению с тренировкой работа колуном казалась роздыхом.