А под шаманом лежали мертвецы. Пять изуродованных скелетов, подтверждающих каждое слово Кэрмедеи. Ближе всех ко входу растянулись останки ороницы, разрубленной напополам. Но не по поясу, как можно было подумать, а от макушки до паха.

Чуть в стороне валялся крупный безголовый скелет. На месте раскрошенного черепа лежала отрубленная голень, брошенная тяжёлым копытом меж рогов.

У дальней стены лежал мертвец со вбитыми в глазницы рогами. Переносица, половина челюсти и виски были переломаны.

Меньше всех пострадал женский скелет, всего лишь лишённый головы. Отделённый череп отыскался на коленях последнего мертвеца. Усаженный и облокоченный на стены турич был убит жестоко: ноги и правая рука были раздроблены, рога отсечены и вбиты меж рёбрами так, что встретились остриями у сердца. Левая рука была уложена кистью на череп супруги. А топор, коим были учинены все эти ужасы, воткнут в голову владельца.

На изувеченных телах узнавались знакомые по легендам и сказкам атрибуты. На одном из скелетов была накидка из куньего меха, какую носила Зела. На другом – кольчуга, не боящаяся ржавчины, прямо как у Свара. На третьем – одежды характерного для Велиона изумрудного цвета, истлевшие, но с ещё различимой золотой вышивкой.

Подле женского скелета лежало ожерелье с лунницей, свалившееся, когда турицу обезглавили. В районе талии лежало разбитое зеркало. Прямо как у Моконы, что подпоясывалась собственной косой и затыкала за «пояс» зеркало, в котором отражалась правда.

Последний из пятёрки был облачён в чешуйчатый доспех, на каждой пластинке которого выгравирован дубовый лист. Плащ был схвачен фибулой в виде цветка ириса. А на серебряном топоре, среди прочих узоров, можно было обнаружить окружности, поделённые на шесть секторов – громовые колёса. Родия – легендарный топор Тура.

Ратибор опустил глаза в пол. Неужели он ожидал увидеть здесь что-то иное? Сломленный отчаянием и безысходностью, турич взмолился о помощи, взмолился без слов и без мыслей. Безмолвная истина убивала в нём волю – Ратибору захотелось, чтобы прозвучало хоть слово, пусть даже от Кэрмедеи. Но единственным звуком стал вздох шамана. Турич взглянул на него, но бессмертный лишь перехватился лапами и продолжил вечную дрёму.

Ратибор снова оглядел хижину, оглядел изуродованные тела и вездесущие куски обножки. Лепры заполнили дарами всё помещение, не гнушаясь складывать их прямо на убитых богов, словно их тела – столы для подношений. От приторного запаха слезились глаза, забродившая обножка пьянила парами.

Сладкий дурман, изнеможение и обречённость ударили с трёх сторон. Ратибор опустил голову и упёрся лбом в пол. Его сотрясло, как будто в рыдании, но слёз не было. Веки сомкнулись, не позволяя больше смотреть на страшную правду. Турич не заметил, как завалился набок и погрузился в спасительный сон.