Город казался жестоким и животным. Витало ощущения волчьей стаи, кружащей вокруг чужаков. Со временем это подозрение подтвердилось. В какой-то момент в круг света ворвался симург, тщедушный, как и прочие, и заговорил о чём-то со стражником. Завязался спор, по итогу которого симург удалился и заголосил на всю округу. Его стараниями половина города узнала, что здесь делают чужаки, и местные враждебно защебетали по этому поводу.

– Ратибор, – прошептал Игун.

Турич обернулся к товарищу. Тот кивнул назад.

– Смотри, сколько их.

Следом кралась целая ватага. В темноте виднелись сотни огоньков, отражающихся в птичьих глазах.

– Они не тронут, – успокоил стражник. – Будут ходить по пятам, но не тронут.

– Что выкрикивал тот, что подходил к тебе? – спросил Игун.

– Он решил, что вас ведут на жертвоприношение. Когда выяснилось, что это не так, он поспешил оповестить всех.

– Это те жертвоприношения, что нужны вам для магии крови?

– Да, жрецы копят кровь для борьбы с исполином наверху. Но отправлять на жертвенник собственный народ жрецы запрещают.

– И вы казните только чужаков? – спросил Ратибор. – Или животные тоже годятся?

– Живьём затащить животное в подземелье сложнее, чем кажется. А в мёртвых телах кровь быстро становится негодной.

Игун брезгливо фыркнул, но задал вопрос:

– Много жертв нужно, чтобы одолеть исполина?

– Кто знает. Предыдущая битва случилась до моего рождения. Рассказывают, что тогда жрецы принесли в жертву две сотни симургов. Их кровь собрали в десяток чанов. Послушники несли чаны на поверхность, где жрецы создавали кровавые копья. Ими они рвали плоть исполину, зачарованная кровь смешивалась с кровью гиганта и жгла его изнутри. Но победа осталась за тварью, а жрецы зареклись отправлять сородичей на заклание.

Впереди показалась некая громада, улица упиралась в тупик. Только из темноты показалась лестница наверх, стражник произнёс:

– Почти пришли.

Предстоял путь по широкой и невысокой лестнице. На вершине её располагалась площадка, на которой дежурили два караульных. Воины в белых масках сторожили двустворчатую дверь, по обеим сторонам которой были установлены статуи. На скульптурах застыли в бравых позах симурги былых времён. Их явно притащили с поверхности – единственные, достаточно уцелевшие, чтобы украшать обитель жрецов.

Провожатый заговорил с караульными – те выслушали его с неохотой, но согласились пропустить чужаков. Стражник открыл двери и позвал Ратибора с Игуном. Ватага симургов потянулась следом, но караульные погнали их прочь грозным клёкотом.

– Наш храм, – сказал белоликий, закрывая дверь за вошедшими путниками.