Пискнул комм внутренней связи. Будь это связь внешняя, Гурий не ответил бы. Но внутри корабля его мог вызывать только вахтенный.

Так и есть.

— Кэп, вас вызывают… В отделение! — голос его упал до трагичного шепота. — К начальству.

— З-зачем? — коньяк уже начал действовать.

— Не могу знать. Сказали, это срочно. Сообщение официальное…

Гурий выругался на своем родном языке, не задумываясь над тем, каково будет вахтенному услышать русский мат. Быстро они. Официальное сообщение означает, что это приказ. И что его мнение не важно. Наоборот, начальство вызывает, чтобы что-то до него донести. И делает это совершенно открыто, уверенное в своей правоте. Уклониться от вызова можно было в двух случаях. Либо удрать и быть объявленным вне закона, либо покончить с собой. Мертвые сраму не имут, как говорил какой-то русский князь почти две тысячи лет тому назад[13].

Но удирают только те, кто действительно виноват. А умирают те, у кого не осталось больше ничего.

— Пусть подготовят флайер! — сказал Гурий. — С пилотом.

И, пока вахтенный отдавал распоряжение, в три больших глотка допил коньяк.

Старший помощник Ковач и курсант Флегмачек находились в рубке, когда пришло сообщение. Они присутствовали при разговоре вахтенного с капитаном и потом, прильнув к обзорным экранам, затаив дыхание, следили, как, чеканя шаг, Гурий Хват подходит к флайеру, нарочито скупым движением забирается внутрь, и как флайер стартует.

— Ну, вот видите, курсант? — усмехнулся Ковач. — Наш рапорт все-таки возымел действие.

— Так быстро?

— А что вы хотите? У них было почти шесть суток на принятие решения, а эта эскапада… инсценировка просто-напросто заставила начальство форсировать события. Без этой выходки, сознаюсь, наш рапорт мог завязнуть в бюрократическом болоте на неопределенный срок. Но — все хорошо, что хорошо кончается!

— Еще ничего не закончилось, — парировал Флегмачек.

— Да, юноша, предстоит много работы, но мы справимся, — Ковач покровительственным жестом положил парню руку на плечо. — Ибо правда и закон на нашей стороне.

— Кхм…

Оба обернулись. Вахтенный окаменел на своем месте, но заливавшая затылок и уши краска говорила о том, что он прекрасно слышал каждое слово.

— Да, это неприятное действие. Настоящая трагедия, — другим тоном добавил Ковач. — Практически выдать правосудию своего капитана… Но я уверен — Гурий Хват, всегда чтящий букву закона, в другое время ради меня поступил бы точно также. Идемте, курсант Флегмачек. Ваша практика закончилась, вам надлежит собрать свои вещи и покинуть борт крейсера.

Когда дверь за ними закрылась, вахтенный круто обернулся и показал ей оттопыренный палец.