— «Не думаю», — ответил Нико. У них осталась пара винтовок и четыре ящика патронов, а каждый надзиратель носил с собой пистолет и одну сменную обойму к нему. Пока что единственное им применение находилось, когда надо было голубей на обед пострелять, так что патроны ценились, как имперские драгоценности из Кашкура, и держали их в запас просто на всякий случай. — «Нам патроны никогда не привозят. Хотя вот обещали в этот раз выдать порошковое молоко».

— «Только Оспена не зови на приёмку припасов, он в прошлый раз этим занимался».

— «Знаешь, я, пожалуй, сам всё разгружу и передам Мерино. Только так у заключённых будет шанс хоть что-то из этого получить, чёрт подери».

— «Чего ты так за них переживаешь, если сам считаешь их всех сборищем подонков?»

— «Потому что у меня работа такая: следить за тем, чтобы с ними по-людски обращались. Именно так взрослые люди себя, блядь, и ведут: поступают правильно, даже когда совершенно этого не хотят, понятно?»

Нико тут же пожалел, что так рявкнул на Кэмпбелла, но затем вспомнил, что тот сделал с Маркусом, поведение которого по-прежнему вызывало волнение. И хоть Феникс уже не шатался по тюрьме с тоскливым видом в ожидании смерти, но и жизнелюбия в нём всё ещё сильно не прибавилось. Он перешёл в состоянии какой-то мрачной одержимости и целеустремлённости, словно бы знал что-то, о чём никто больше не догадывался, и ждал некий приказ.

— «Эти сволочи на нижнем этаже что-то затевают, что ли?» — спросил Кэмпбелл. — «Слишком уж тихо».

— «Скрести пальцы на удачу, что они побег готовят».

Судя по всему, Кэмпбелл нашёл ещё какую-то ненужную бумагу, решив и её сжечь. Нико бросил на него взгляд, на мгновение оторвавшись от сверления глазами телефона, просто чтобы убедиться, что на обратной стороне этих бумаг не осталось места, где ещё можно было бы что-нибудь записать. Казалось, это была потяжелевшая от чернил бумага для авиапочты, или что-то такое же тонкое. До Нико вдруг дошло, что, возможно, это были письма сына Кэмпбелла, но он не осмелился спросить напрямую. К тому же, совершенно неясно было, зачем горевавшему отцу вообще сжигать эти письма, и почему он занялся этим здесь, а не дома.

— «Лучше бы отправить всю эту бумагу на переработку», — осторожным тоном произнёс Нико.

Кэмпбелл забросил в печь последнюю стопку, отчего огонь разгорелся ещё сильнее.

— «Некогда мне такой хренью заниматься. Лучше просто сжечь, а пепел для удобрения на грядках использовать».

В этот момент зазвонил телефон, и Нико тут же позабыл обо всех прелестях вторичной переработки. Если звонок шёл не из министерства здравоохранения, то тогда либо из министерства юстиции, либо из кабинета Прескотта. Но в любом случае, ничего хорошего из этого разговора ждать не приходилось. Нико поднял трубку.