— «Да всё нормально со мною будет. Я в прошлую войну в тылу Остри работу вела, так что с Саранчой какой-то явно справлюсь».

— «Но ты вовсе не обязана этим заниматься».

— «Но и на Азуре я всё время сидеть не могу. Адам и Нэвил — единственные, кто представляет там хотя бы относительный интерес», — вскочив на ноги, Сеттайль внезапно вновь приобрела энергичный и оживлённый вид. — «Пора бежать, милый. Я точно не могу позаимствовать у тебя Маркуса Феникса?»

— «Точно. Что я Адаму скажу, если что-то пойдёт не так?»

— «Тебе и впрямь надо научиться убедительно лгать. Вот прям брать и бесстыдно вешать на уши отборную лапшу. Все эти твои отточенные и выверенные способы формально говорить правду тебе не помогут. Это не как в политике, тут не до боязни потерять кредит доверия или прочитать в газете постыдную статью о себе, когда конец света уже не за горами».

Почти что забавная выходила ситуация: шпион поучает политика, что пора перестать быть таким честным. Перед тем, как покинуть кабинет, Сеттайль, усмехнувшись, потрепала Прескотта за волосы. Никто не делал этого по привычке с тех самых пор, как маленькому Ричарду исполнилось семь лет. Приятно было хотя бы на мгновение выйти из повседневной роли председателя Прескотта.

“Нет, тут всё дело в том, чтобы сохранить душевное спокойствие. Каждому надо выговориться кому-то, чтобы сбросить камень с души”.

Через две минуты Джиллиан тихо и осторожно открыла дверь в кабинет, словно заправский священник.

— «Сэр, вы пойдёте в боевой информационный центр? Полковник Хоффман через полчаса проведёт совещание».

— «А, значит, он не планирует вести атаку сегодня?»

— «Я знаю, как он бывает груб, сэр, но он не со зла».

Прескотту пришлось сделать усилие над собой, чтобы перестать испытывать жалость к Хоффману. Он своё место занимал не просто так, как и все остальные. Как и сам Ричард Прескотт, в общем-то. Дэвид Прескотт всегда предупреждал сына о том, что, как только тот позволит хоть каким-то отношениям в своей жизни стать больше, чем полезной необходимостью, так сразу и рассыплется его непрошибаемая оболочка, необходимая для принятия решений такого рода, какие недоступны другим людям из-за их эмоциональной привязанности. Долгом председателя являлась забота обо всех, а не о ком-то в отдельности. Это был единственный способ пережить эту игру с числами, в которую обречены были играть все государственные деятели: пожертвовать одной жизнью ради многих, потерять что-то одно, чтобы заполучить намного больше. За свою карьеру Прескотт не раз оказывался в положении, когда его держали в неведении, но он понимал причины таких ситуаций, напоминая себе о том, что Хоффману ничего не рассказывают из благих побуждений. Однако оболочка и впрямь начала давать трещину. Надо бы следить за этим.