— «Кладу всё в почтовый ящик министерства юстиции, затем проверяю, нет ли чего в нашем ящике», — ответил Кэмпбелл. — «А что?»

— «То есть, с секретарём ты лично не встречаешься?»

— «Нет. А что он натворил?»

— «Да мне надо знать, что случилось с почтой для Феникса после того, как он получил первую пару писем».

Кэмпбелл несколько мгновений молча сверлил Нико взглядом.

— «Его письма отлично для розжига пригодились», — спокойно ответил он. — «Ты и сам пару раз от них руки грел. Я их какое-то время собирал, а потом подумал: а зачем их вообще Фениксу отдавать?»

— «Что?!»

— «Так что я все сжёг. Там, в основном, были письма для него. Большая часть от той женщины, некоторые от кого-то ещё. Он несколько писем сам отправил, и их я тоже в топку кинул».

Нико редко когда оказывался столь поражён услышанным. От Оспена можно было ждать любой херни, да даже и от Галлего, но только не от Кэмпбелла. Значит, Кэмпбелл всё же не забыл о своей вражде с Маркусом. Нико ещё не забыл, как его коллега избивал дубинкой Феникса. Но уничтожение писем Маркуса казалось делом слишком мелким, пустяковым и зловредным для обычного человека вроде Кэмпбелла.

— «Ну ты и мразь», — наконец выпалил Нико. — «Что за ебанутая подростковая месть, а? Ты ведь его почти до смерти избил, а затем не придумал ничего лучше, чем сжечь письма его девушки?»

— «Да, так и есть. Ему же по кайфу корчить из себя непрошибаемого крутыша. Но мысль о том, что его девушка бросила его, причинит Фениксу куда больше боли, чем переломанные к хренам кости, да и долго его не отпустит. Ты и сам знаешь, что так и есть».

Нико с трудом понимал, как такое вообще возможно. Просто психануть и избить кого-то — это одно дело. Но подобная неспешная расчётливость, необходимая для такого дела, оставалась за пределами его понимания. Нико пришёл к выводу, что совершенно не знал Кэмпбелла, и что давным-давно должен был это понять.

— «И в чём смысл?» — спросил он. — «Думаешь, он тут живёт как на курорте? Мог бы просто ещё раз избить его до усрачки и успокоиться уже».

— «Смысл в том, что он жив, а те, кого он бросил в бою, уже нет!» — Кэмпбелл ткнул указательным пальцем в сторону Нико. — «Он жив, а мой сын погиб! Он жив, потому что у него богатый папаша был! Когда всё уляжется, его отсюда выпустят и будут чествовать, как настоящего, мать его, героя, как пить дать! Но теперь он понял, каково это: остаться одному и потерять всех, кто ему дорог. Для меня этого вполне достаточно».

— «Сроду бы не подумал, какой же ты больной на голову. Знаешь, что, дружище? Я ему обо всём расскажу».