Отгородившись ото всех поднятым воротником куртки, сидевший за столом Маркус раскладывал что-то вроде пасьянса из игральных карт, что само по себе было довольно странно. Обычно он большую часть времени проводил вне стен своей камеры, никогда не заходя на кухню, где околачивалось большинство заключённых. Даже Рив с недавних пор стал куда меньше времени с ним проводить. Маркус всегда был одним из тех людей, которые сосредоточены на своём внутреннем мире. Но теперь он окончательно ушёл в него, причём, сделал это вполне осознанно. Судя по выражению лица Маркуса, в нём кипел гнев, распирая его изнутри, словно паровой котёл от давления.
Он откинулся на спинку стула, туго скрестив руки на груди. Повернувшись спиной к мосткам, Маркус уставился прямо перед собой на главную дверь, будто бы пытался понять, почему у него так много карт осталось в колоде, а разложить их некуда уже. Привстав и перетасовав их, он сел обратно и достал из внутреннего кармана какой-то предмет.
Этим предметом оказался мятый конверт. Нико даже вблизи его рассматривать не надо было, ведь он и так знал, что это явно то самое письмо, которое Прескотт передал Маркусу в конце лета. Оно было от этой его Ани, или как там её зовут, и председатель передал его лично, устроив из этого целое представление. Как там Прескотт её назвал? А, да: “верная”. Недавно она позвонила в тюрьму впервые за все эти годы, но Маркус не стал подходить к телефону. Может, она звонила как раз из-за его ответного письма. Маркус ещё давным-давно передал своё письмо Нико, который не мог отрицать, что и сам ждёт, когда же на него придёт ответ. Но кроме этого звонка ничего не приходило.
Маркус уж точно не особо обрадовался, когда Прескотт передал ему письмо, а после его прочтения две недели не разговаривал даже с Ривом, хотя тот по-прежнему вовремя докладывал обо всём происходящем. А ещё он старался защитить Маркуса от всего вокруг, до сих пор относясь к нему, словно к глуповатому старшему брату-увальню, которого хотел уберечь от драк.