«Все это, может быть, и хорошо, — подумал про себя Араш, — но в жизни так не бывает. Просто Камал-ака много читает, потому и говорит как по книжке. В жизни все по-другому. Уж я-то знаю».

Больше разговор не налаживался, а скоро показался впереди на дороге кишлак. Возле почты Камал велел остановиться, слез и пошел, разминая ноги, к почте отправить письмо, хотя вряд ли правильно было бы назвать исписанную мелким, убористым почерком Камала тетрадь письмом. Скорее, это была докладная, даже целый трактат, проект рационального освоения земель Маханкуля. В тетради по пунктам были изложены давно уже мучившие Камала мысли о том, как и зачем необходимо сохранить в Маханкуле заросли тамариска, какие усилия нужно предпринять для очистки сточных вод, чтобы сохранить плодородие окрестных почв, превращающихся в солончаки. В подтверждение своих соображений Камал приводил факты и детальные расчеты. Камал обращал внимание руководства на то, что в иных районах республики для отгонного животноводства создаются искусственные заросли саксаула, тамариска, вкладываются большие средства, а одновременно с этим Маханкуль, где это все имеется от природы, необдуманно распахивается.

Камал крепко заклеил бандероль. В этой тетради была частица его души, и он посылал ее, чтобы найти отклик. Пока ему выписывали квитанцию, он на минуту задумался и снова убедился в том, что поступает правильно. Он многого ждал от этого шага. Хватит тянуть, это не только его личный принцип, это государственное дело, тут есть смысл идти на любой риск. Пусть его не поняли в районе, поймут в области, в республике, там виднее, не застилает глаза местничество.

В конторе никого, кроме Малики, не было. Камал в двух словах объяснил положение с хлопчатником. Председательша выслушала его молча, хмурилась и не поднимала головы. Камал сказал, что приехал за семенами, что надо пересевать весь клин, как только немного распогодится и подсохнет, трактора смогут выйти в поле. Приглядевшись внимательно к председательше, Камал заметил, что она тяжело переживает создавшуюся ситуацию. Напряжение как бы смыло с ее лица красоту, проступила злая обида на всех и вся, на погоду, на людей, на Камала. Слушая, Малика кивала головой и поглядывала на агронома с таким укором, будто это он виноват, что идет дождь, что сгнили семена, что нужны новые семена и горючее, что нужно снова пересевать хлопчатник почти на всех землях колхоза.

Малика оглядела усталую фигуру Камала: промокшая тюбетейка, грязная телогрейка и заляпанные сапоги, вздувшиеся на коленях брюки, под ногтями пальцев, обхвативших спинку стула, — земля.