Пёс, на котором Элизабет ездила верхом, припал к земле, туго подобрав все мышцы, в неверном четырёхугольнике дневного света. Морду его покрывали капельки кровавой пены. Пёс не сводил с Моха глаз. У того в голове прозвучал голос юной Мемории: «В древних мифах пёс охраняет вход в подземное царство мёртвых». Вот и он тут. Пульс выбивал дробь внутри уха Моха. Доставить оцелус домой – значило иметь дело с Меморией. Он не свернёт с пути перед уродцем, из-за которого принял смерть Оливер, существом, убившим Радужника и преследовавшим Имоджин. Сердце его грозило разорваться от трагедии того, что с нею стало: восставшая из мёртвых в его надеждах – и ставшая призраком, бледным и неистовым. А теперь, завершая ужасный круг, она умрёт от его руки. Мох поймал взгляд пса. Есть счёты, какие следует свести тут. На этот раз он не даст маху.

– Где ты? – Слова отразились от стен, но ответа не последовало. Пёс беззвучно ощерил тронутые желтизной клыки. Глаза его уставились в одну точку. Собака-чудище умирала. Наверное, она жила в симбиозе с Элизабет или, возможно, стала жертвой какого-нибудь ранения, насланного Меморией.

– Тебе не место здесь. Ты зачем пришёл? Я же говорила тебе, пусть идёт как идёт. – Её голос всколыхнул воздух, как взмах крыльев.

Мох обернулся:

– Почему ты прячешься? Неужто боишься без своих чудищ, оберегавших тебя?

– Я предупреждала тебя: держись подальше.

– Зачем ты убила Радужника? – упорствовал Мох. Одежда на парящих фигурах забренчала под дуновением ветра.

– Это была необходимость, долг, для исполнения которого я была рождена.

– Мучить Имоджин тоже было долгом?

Голос жестоко рассмеялся.

– Это была расплата за нечестивость Джона Машины.

– Как может быть долгом убийство? – Мох тянул время, вращаясь по кругу, пробуя определить, где затаилась Мемория.

– Я была последним Смотрителем Глазка. Последней в долгой передаче владения – всегда ребёнку, способному на волшебство, всегда ритуально лишённому слуха, чтобы не попасть под обаяние голоса Скворца. То была честь.

– Как же это стало убийством? – Мох понял, что пёс перестал дышать.

– Вечером накануне лишения меня слуха пришли войска. Они изнасиловали и зверски убили всю сестринскую обитель, к которой я принадлежала. Я спряталась и уцелела, питаясь насекомыми и запивая их водой из болота, потому что водоёмы и хранилища воды были отравлены. Я знала, что должна уходить, но Скворцу было запрещено покидать Глазок. Вот я и решила освободить себя от бремени долга. – Голос, казалось, плыл по комнате. – Я ударила его ножом и спрятала тело в углублении в земле. Завершить дело мне помешало появление Джона Машины, полного лжи и пустых обещаний. Я не знала, что не сумела убить Радужника, до того самого дня на Полотняном Дворе.