Когда я нашла спальню, все еще надеясь обнаружить там льва и агнца, возлегающих под москитными балдахинами, выяснилось, что она и есть то, что я ищу. Это была комната связи, и она была наглухо заперта, но поскольку я не знала, что она заперта, я вошла в нее, как в спальню.

Уже потом, опять же, я поняла, что никто из живущих или живших в этой стране дубликатов никогда не мог бы пробраться в эту комнату. Единственный – возможно, единственный – существующий портал в реальный мир охранялся самым жестким образом, только я об этом не знала. Или мне откуда-то транслировалось всепоглощающее безразличие, в безбрежных водах которого, как в белом болоте, утопало все вокруг.

Может быть, это мое собственное безразличие – его накопилось так много, что оно смогло заполнить все лакуны, неосмотрительно опустошенные за счет перехода диктаторского дубликата в реальный мир. Впрочем, это не совсем переход – я сразу это поняла, как только увидела стол, экран и самого диктатора.

Президент лежал на кушетке в нарядном серебристо-голубом блестящем костюме и будто спал. Я взяла его за запястье двумя пальцами – пульс был тянущий, как боль, желеобразный. Я знала такой пульс: по воспоминаниям очевидцев, у меня был похожий, пока я была в собаке. Что-то вроде комы или памяти отсутствующего тела о коме как состоянии выключенного сознания.

На экране была трансляция какого-то, наверное, локального сельскохозяйственного саммита. Президент – тот же самый, но стройный и тридцатилетний – задумчиво бродил в этом же нарядном серебряном костюме цвета электрик среди угрюмых коров с грязными шершавыми боками, принюхивался к ним и раскатисто гремел:

– Что же у вас коровы грязные! Вы что, не видите, что ли! Они у вас что – в грязи лежат, как свиньи?

К коровам жались какие-то мелкие, как клопики, испуганные чиновники. Тут я усилием воли заставила себя выключить рефлексию, чтобы передать тебе лишь чувства и память, а не чью-то чужую надежду на выброс социальной сатиры в перезагрязненную атмосферу.

– Корове не прикажешь, где лечь – в навозную жижу или в сухое место, где солома свеженькая! – продолжал отчитывать клопиков президент. – Это вы говорите тем, кто коров никогда не видел. Если корове предложить на выбор жижу, навоз или сухое место – никогда корова не ляжет в жижу! Корова не такая глупая, как те, кто на нее работает!

Я тут же перестала волноваться насчет того, удастся ли мне сойти за диктатора, если мне удастся войти в диктатора. Сложно объяснить почему, но я как будто бы оказалась внутри грязной коровки и поняла, что это все не страшно.