– Как тебя зовут, милый мальчик?
– Проныр… то есть, Оливер, мистер.
Только услышав ответ, я поняла, что Винсент вовсе не издевался или шутил. Меня ввели в заблуждение широкие плечи пиджака, подошвы истрепанных ботинок и слой грязи на лице, в дымном сумраке неотличимый от недельной щетины. Однако голос расставлял все по местам – наш пленник видел не больше дюжины весен.
– Хорошее имя, – одобрительно кивнул монах. – Уверен, ребенок с таким именем не мог окончательно погрязнуть в грехах и еще способен вернуться к истинному свету. Особенно, если обратиться к нему с добрым словом, – Винсент одной рукой сграбастал свою жертву за шейный платок, приподняв над полом, а второй – упер в переносицу ствол револьвера.
– Где Десятый Мешок?
– Н-незнаю, к-клянусь Е-един…
Монах взвел курок.
– Не надо поминать имя Творца нашего всуе, – ласково прошептал он. – Подумай лучше вот о чем: стоит мне на волосок сдвинуть палец, и дерьмо из твоей головы разлетится по всему кабаку. Ты готов предстать перед Единым?
– Н-не надо…
– Тогда я спрошу еще раз: где Десятый Мешок?
– Т-там, – мальчишка попытался кивнуть в сторону лестницы, но не смог оторвать взгляд от черноты дульного среза. – Второй этаж, дверь в конце коридора.
– Хороший мальчик. Верю, наша встреча послужит для тебя уроком. Пока же, – движение я не разглядела, лишь услышала глухой стук, – поспи немного.
Винсент бережно положил голову мальчишки на пол и развернулся ко мне.
– Идем.
– Хотите пропустить даму вперед?
Монах отрицательно качнул головой.
– Не в этот раз.
Выпрямившись, он вышел из-за укрытия и шагнул в дым.
Истории про егерей, что шепотом пересказывали по ночам друг дружке юные эльфы, были страшные, порой – очень страшные. Историй про боевых монахов в Лесу не слагали – и сейчас, идя позади одного из них, я поняла причину «заговора молчания». Все оказалось просто – некому было их слагать. Или не о чем, ведь сложно выплести даже самую простенькую историю из бессвязного бормотания и взгляда, до краев наполненного чистым ужасом. Я стала первым эльфом, кому довелось идти за спиной боевого монаха.
Брат Винсент шел открыто, с одинаково равнодушной неумолимостью голема переступая через мертвые тела и обломки мебели. Не глядя по сторонам – да и что он мог бы разглядеть в дыму? – но граненые стволы охотились за звуками ничуть не хуже длинных эльфийских ушей. Скрежет металла – бах! – стук дерева – бах! – прорвавшийся наружу кашель – бах! – отчаянно-безумный вопль – бах! Бах! Блямц – упали на первую ступеньку лестницы очередные опустошенные барабаны. Разгромленный зал остался позади, под потолком висел дым, а ниже плескался чистый ужас, заставляя уцелевших в бойне быть неподвижней и тише мертвецов.