Я изумлённо внимала. Однако прав дядя Боря, трижды прав. Сумасшедший — и не то слово… Перепиши… А я? А моя жизнь?
— Вы что… серьёзно?
— Меняй! — снова рявкнул он, и сияние усилилось.
Кухня утонула в багряном свете позднего заката, дядя Боря съёжился, а меня снова чуть не вынесло из тела. Лишь за спиной шевельнулся… ветер. Да, я не беспомощный писец… без ключа. Муз, солнце ты моё запойное… Я приободрилась. Я не одна.
— Меняй!..
— Не буду! — псих, прости, господи… — Ни в чужие головы, ни в чужие могилы я не полезу!
Он был страшен. Чёрт, он был пугающе страшен. Багровое безумие в глазах, ручьи силы по скрюченным рукам и искаженному лицу — как потоки крови. И сущность высунулась из груди, хлопнула крыльями, зашипела злобно. И от страха у меня снова перемкнуло все инстинкты. Я смотрела на двоюродного деда с содроганием, но глаз не отводила. И вместо отвращения и испуга меня накрыло бешенством. Из-за их бредней… Валик был бы жив, его мать не стала бы такой… если бы уничтожили причину, а не ждали… меня.
— Переписывай!.. — он шипел змеей. — Не дово…
— Не заставите! — лучшая защита — это нападение, и ярость придала мне сил. — У вас нет надо мной власти! Вы не понимаете, чего хотите! Это же… всё изменит! Все жизни! Мы все связаны! Одно изменение в прошлом и… А со мной что будет, а? Если бабушка оживет, что будет со мной? Во что моя жизнь превратится? Или вам пофиг, что очнусь в психушке после такой смены реальности?
— Эгоистка! — выплюнул как оскорбление. — Молодая ещё, подстроишься! А Дуся…
— …умерла! — прости, бабушка, не к ночи ты будь помянута… — Кто я такая, чтобы менять законы мироздания? Кто вы такой, чтобы этого требовать? Не имеете права! И лезть в мою жизнь вы тоже права не имеете!
— Эго… — заладил.
— Да! — перебила злобно и психанула: — Да, эгоистка! И горжусь этим! Это моё достижение! Вы хоть знаете, как трудно в этом проклятом мире творческому человеку? Как трудно не потерять себя в потоках информации, среди бесконечных историй, образов, героев, сущностей? Как тяжело каждый день по кусочкам собирать себя, отрывать от историй и возвращаться в мир, которому плевать на то, что ты другой? В котором все от тебя чего-то хотят — то работы, то внуков, то замуж, а на твои желания — параллельно? Вы хоть представляете, как трудно сберечь свою личность — и не идти на поводу у общественного «надо», и не раствориться в бесконечных историях?..
Я перевела дух и выплеснула все, что болело долгие годы:
— Вы не представляете, как трудно сохранить себя… Когда чужие истории выносят мозг — приходится защищаться от них. Ведь писательством сыт не будешь — надо работать. Чтобы жить. И среди «надо» находить хотя бы час для себя. Чтобы выпустить истории, иначе они сведут с ума. И чтобы отдохнуть от этого мира и побыть немного тем, кем никогда не станешь… Это зверски тяжело. И я долго налаживала свою жизнь так, чтобы успевать везде и понемногу. И себя долго собирала по косточкам. Да, я стала эгоисткой. И не буду ничего менять. Не-бу-ду! Себя я под удар не поставлю!