— Лада, здесь тюрьма, а не санаторий, — раздражённо буркнул Марецкий.

— Гордись, твоё детище.

— В чём всё-таки дело, Ладка?

Я не ответила.

Марецкий пожал плечами:

— Впрочем, зачем мне из тебя вытягивать причину? Ты не обязана её объяснять. Просто я хочу убедиться, что ты представляешь, на что идёшь.

— Лёша, я представляю это лучше многих.

— Ну и наконец, такие заявления полагается делать через надзирателя. Не понимаю, зачем надо было идти прямо ко мне.

— Лёш, пошёл ты со своими придирками! Я знаю всё, но я не смогла дозвониться до Баринова. У него отключён телефон.

— А, точно, — отмахнулся Марецкий. — Он неделю взял, болеет.

— Неделю? — удивилась я. — Что случилось? Опять порвали?

— Да цел он. Сказал, сердце прихватило. Я не докапывался… Ладно, пиши тогда, — кивнул он на бланк. — Я подожду.

Я принялась заполнять бланк, еле водя ручкой по бумаге. То ли ручка в стакане у Марецкого была с плохим стрежнем, то ли я в наш компьютерный век писать разучилась, но дело у меня шло не быстро.

Алексей проверил мою писанину и кивнул:

— Хорошо. Отправлю на сканирование и регистрацию. Завтра тебе позвонят и проинструктируют.

Пробормотав что-то на прощанье, я вышла из кабинета.

В коридоре со стула для ожидающих мне навстречу поднялся Корышев.

— Привет! — сказал он с нервной улыбкой.

— Угу, — промычала я и сделала попытку обойти его, но он загородил дорогу.

— Мне к Марецкому буквально на две минуты… ну, пять максимум! — скороговоркой объявил Корышев. — Подожди меня, пожалуйста! Мне надо с тобой поговорить!