Я не верю собственным ушам! То, что я слышу, – чудовищно, неописуемо, беспросветно!

– Но, черт возьми, Энлилль, это жуткий, леденящий душу взгляд на окружающую реальность. Получается, речь идет о безысходности, неотвратимости, отсутствии свободы воли – и если преступление действительно свершится, то все мы – марионетки Судьбы, Города, Неизбежности…

– Не если, а когда! Поверьте, убийство свершится! Но и предотвратить его можно – правда, многое будет зависеть от действий самого преступника: коли обратится он к свету, все переменится, и петля будет разорвана. Спасение человека зависит от человека, а не от внешних, пускай и неодолимых, мнимо всесокрушающих факторов: «Вне зависимости от обстоятельств, времени и места, человек свободен избрать себя предателем или героем, трусом или победителем».

– И что теперь делать? Не расследовать преступление, а просто ждать, покуда мысль об убийстве придет кому-нибудь в голову?

– Все правильно, ждать и надеяться, ждать и молиться. Раскрыть дело уже не удастся, ибо настоящий убийца – Город, а кто конкретно будет его инструментом, преступником, исполнителем – не столь уж и важно.

Если бы эту версию выдвинул кто-то другой, я бы долго смеялся ему в лицо. Какая нелепая абстракция! Но Энлилль, Великий Архитектор… Он слишком мудр, чтобы игнорировать сказанное им Слово. Хотя, возможно, я до сих пор нахожусь в плену его незыблемого авторитета – и именно это детское, наивное благоговение мешает мне быть бесстрастным и объективным.

– Доктор, но тогда, исходя из ваших умозаключений, наиболее очевидный подозреваемый – это все-таки Настоат. Кроме него, никто более не терял память, а утрата воспоминаний – главное условие повторяемости убийства. Так ведь?

– А откуда вы знаете, что никто не терял память? Быть может, у преступника стерлись воспоминания лишь о моменте убийства, а не о всей предшествующей жизни. Вот вы, например, готовы поклясться, что помните все события предшествующих недель до последней секунды? Есть немалая вероятность, что вы и убили, а потом, повинуясь неумолимому порядку вещей, позабыли об этом. То же самое, кстати, можно сказать и про меня – да и про любого другого героя нашего печального нарратива.

Я молчу – возразить нечего. Перебираю в уме всех остальных – кто из них лучше всего подходит на роль преступника и убийцы. Дункан, Настоат, Йакиак, Ламассу, Иненна… Внезапная догадка озаряет мой разум:

– Архитектор, знаете, о чем вы не подумали? Из вашей теории вытекает ужаснейший вывод… Да, мы не можем знать, кто станет убийцей, но жертва-то нам, выходит, известна? Догадываетесь, кого я имею в виду?