Однако и тут я уже сомневаюсь. За последние дни я утратил абсолютную, фанатичную убежденность в собственной правоте – нет более для меня священных и непреложных законов. Я обманул Энлилля, сказав, что не верю в вечные истины – как и Доктор, я верил или, говоря мягче, всегда хотел верить в их незыблемое существование. С той лишь разницей, что Великий Архитектор видел свет правды в природном законе, тогда как я – в дерзновенной, эгоистичной человеческой воле. Но и этого теперь во мне не осталось: внутри – пустота, разруха и бесприютность.

Пожалуй, стоя за спиной Дункана, я мог бы благополучнее и милосерднее управлять Городом, нежели беспощадный, бесчувственный Начальник следствия в одиночку. По крайней мере, для памяти Курфюрста, жизни Радамеса, судьбы других честных офицеров и граждан Ландграфства так было бы лучше. Впрочем, этого мы уже никогда не узнаем – поэтому давайте не будем сожалеть об упущенном шансе! Вполне возможно, что я ошибаюсь, и все было бы только хуже. Горе, горе тому Городу, что вынужден выбирать между мной и Дунканом, раз за разом пытаясь пройти между Харибдой и Сциллой!

Одно я знаю точно – для себя, для своей души я поступил верно. Мне и власть-то уже не нужна! Ранее я грезил ею – теперь чураюсь, воспринимаю, как непосильное бремя. Обузу, неподъемный валун, Сизифов камень, который я тягал бы вверх-вниз – изо дня в день, из столетия в столетия, из вечности в вечность.

Даже политические взгляды мои разительно изменились. Какую чушь я нес прежде! Писал никчемные статейки à la «православие, самодержавие, народность», слыл идеологом, охранителем, мракобесом, апологетом реакции и деспотизма… Позор! Теперь и вспоминать тошно! Липкое чувство духовной нищеты, убожества и собственной мерзости – вот заслуженная кара за годы лжи и самообмана.

Что преобразило меня? Потоп в замке у Настоата, водопад слез, ковчег, заботливое участие одного из Нарохов? Посещение Больницы и Слово Великого Архитектора? Воспоминания о Лелит и казни Майтреа? Гибель Курфюрста, Иненны и Лисаветта? Усталость от яблок и сравнение себя с Йакиаком? А может, образ белой лошади и тысячелетнего дуба? Видимо, все вместе. Это этапы одного пути – долгого, тяжелого, изнурительного. Пути, который я умудрился пробежать за три дня – со страстной пятницы и поныне. Распятие духа, отдохновение в канун торжества, победа над смертью и сегодня, в день праздничный, 18-го брюмера – как ни банально, мое воскресение.

Удивительно, но тот же самый путь проделал и Дункан – только в ином, противоположном направлении: от света во тьму, от чести к ничтожеству, от душевного покоя, катарсиса к неизбывной, мировой, томительной скорби. Он превратился в того, кем я был прежде. Очередная метаморфоза, преображение – наверное, Дункан уже начал обрастать змеиною кожей. Горько и безотрадно!