На стук вышел Степан Закатный и сразу и не узнал путников.

– Чего надо?

– Разуй глаза, Степа! Ослеп? – заявил Костыль.

– Господи! Отец Григорий, Андрюша, Фадей!.. Не признал. Да и немудрено. Вы мокрые и грязные. Сейчас. – Он отворил ворота, впустил всадников. – А князья вас еще вчера вечером ждали.

– Дивно и то, что мы за неделю прошли от Мурома до Москвы. На дорогах творится такое, что словами не передать, – сказал Андрюша, соскочив с коня.

– Да и на Москве не лучше. Да вы проходите.

Закатный кликнул конюха, велел ему принять и обиходить лошадей, потом проводил приезжих в их комнату. Там на лавках лежала сухая и чистая одежа.

– Переодевайтесь. После вы, Андрюша и отец Григорий, идите к князьям. Ну а мы с тобой, Фадей, тут поговорим. Расскажешь о ваших мытарствах.

– Угу, больше делать нечего. Ты, Степа, скажи, чтобы вина хлебного принесли, а то ветер до костей продрал, надобно подлечиться, иначе свалюсь от простуды.

– Просить об этом никого не надо. У меня имеется.

– С собой?

Холоп Харламова усмехнулся.

– В комнате моей пенник припрятан. Закуску на поварне возьмем.

– Пока не поговорю с князьями, никакой выпивки! Кто знает, может, дадут они нам час-другой для отдыха и отправят куда-нибудь еще, – заявил Холодов.

– Не должны. Князья же понимают, что у всякого человека свой предел есть, – сказал Фадей.

– Ты не понял?

– Понял. – Костыль взглянул на Закатного. – Слышал, Степа? Совсем никакой жизни не стало.

– Фадей, никуда вас сегодня не пошлют. Это точно.

– Ладно, потерпим. Ты пока собери все у себя, Степа. Андрюша у нас, видать, трезвенником стал, а Григорию пить воспрещается, покуда рясу не снял. Вдвоем посидим. Спокойно, без суеты.

– Добро.