Не доходя десяти шагов до дверей, я останавливаюсь.

— Давай, зови своих.

— Я не могу, — стонет она, — больно говорить.

— А ты попробуй, — ласково шепчу ей. — И если не услышат или не послушают, будет больней…

Я чуть опускаю рукоять, даю ей возможность выпрямиться.

— Шуд! Шуд! — пытается повысить голос она.

Мне кажется, что я сам её едва слышу, но дверь широко распахивается, из корчмы вываливаются ещё трое жупелов. Из пастей валит пар, глаза светятся зеленоватым огнём.

— Стоять! — ору им, заламывая кверху вилы.

Сестра со стоном опускает голову к самой земле. Троица в растерянности замирает.

— Стоять, твари, иначе ваша ведьма без головы останется!

При взятии заложников самое главное убедить себя, что находишься в невменяемом состоянии. Тогда — поверят. И давить, давить…

— Ближе друг к другу! — ору им.

Стоят, не двигаются. Глаза мерцают. Оценивают обстановку. Покатые лбы, высокие гребни над глазами, губы, вывернутые наизнанку, поблёскивающие клыки. Не волосы — шерсть, волнами падает на плечи. Сами затянуты в серые комбинезоны. Впрочем, ночь, может комбинезоны и не серые… Чуть отпускаю вилы.

— Ну-ка ведьма, объясни им, что тут у нас делается.

Она приподнимает голову и едва шепчет:

— Шуд, делай, что он велит…

— Подошли ближе друг к другу! — чувствую: вот-вот оглохну от собственного крика.

Твари нерешительно сбиваются в кучу.

— Ещё ближе! Взялись за руки!

Дверь корчмы вновь открывается. Выходит Василий, за ним Калима.