И, пробормотав нечто вроде: До свидания, ты меня всетаки не забывай… — и услышав в ответ такое же вялое: До свидания, папа, я не забуду… — Марочник, не оглядываясь, пошел через утрамбованный двор, и зашел, не оглядываясь, в здание школы, которое встретило его тишиной и прохладой, и прошел, как во сне, по коридору первого этажа, и, дойдя до крашеной в серое двери, на которой было написано: «Котельная. Вход запрещен», распахнул эту дверь и, остановившись у обшарпанного стола, произнес раздраженно и вместе с тем очень высокомерно:

— Ну где ты там, Попрыгунчик?!. Долго я тебя буду разыскивать?..

Тут же из сумрака, где светились на контрольных щитах лишь шкалы приборов, выдвинулся, наверное, уже давно ожидающий Дуремар и, напрягшись, водрузил на стол «дипломат», сверхъестественный вес которого заставил все сооружение скрипнуть.

— А чего меня разыскивать? Я — вот он, тут, как и договаривались…

— Готово? — не обращая внимания на обиду, спросил Марочник.

Вместо ответа Дуремар открыл «дипломат» и с явной гордостью указал на широкую плоскую флягу, которая заполняла собой всю внутренность чемоданчика.

— Сделано. В лучшем виде!

Фляга была действительно хороша: ровная, отполированная, как будто заводского изготовления, шов, который соединял обе ее половины, был аккуратно запаян, а ребристая, чтоб было легче отвинчивать, крышечка имела даже цепочку, скрепленную с корпусом.

В общем, не фляга, а произведение народного творчества.

Дуремар имел право гордиться.

— Не течет, не капает, — довольно сказал он. — И налито под завязку, чтоб не плескалось. А вот тут я на всякий случай положил моток бельевой веревки…

— Зачем?

— Для запала…

Лоб его сморщился.

Марочник закрыл «дипломат» и поднял — проверяя, как это все будет осуществляться в реальности.

Тяжесть была ощутимая, но вполне транспортабельная.

— А ручка выдержит? — спросил он.

И Дуремар замахал ладонями:

— Не сомневайся!..

После чего, как фокусник, достал из–за приборной панели бутылку марочного коньяка, два стаканчика и, открутив золотистую пробку, очень ловко плеснул темно–коричневой жидкости на самое донышко.