Все это — колыхалось.

— М–да… — сказал Крокодил, дышащий буквально над ухом. — Опоздали… Боюсь, что теперь нам — кранты, ваше величество…

Он неопределенно хмыкнул.

Грузовиков уже не было. Клаус не понимал, как это могло получиться, но не было уже и проспекта. Они в самом деле находились на площади, и карнизы домов, украшенные гирляндами, выглядели, будто на празднике.

Он вдруг догадался, в чем дело.

И не столько, наверное, догадался, сколько увидел все это как бы со стороны: рыхлый абрис макета, сделанный, наверное, из картона, крохотную забавную площадь, которую озаряли фонарики, и — фигурки уродцев, трое людей и собака, непонятно застывшие перед надвигающейся на них волной насекомых.

Один из миров, быстро подумал он. Выдуманный. Не настоящий.

Шеренги жуков приближались.

— Пора, — сказал кто–то.

Может быть, Крокодил, а, может быть, и Капрал, стоящий по правую руку.

С ними обоими произошли разительные изменения: провалилась кожа на лицах, а одежда превратилась в истлевшие чуть живые лохмотья.

И, как пакля, лежали на черепах спрессованные плоские волосы.

— Прощайте, ваше величество…

Абракадабр гулко тявкнул.

Клаус вытащил меч, врученный ему Аделаидой. Меч был не волшебный, блистающий, а — выпиленный из фанеры. Ясно различалась клееность на сточенном лезвии, а весьма ненадежная ручка была обмотана изолентой.

Впрочем, он и не удивился. Потому что он ожидал чего–то подобного. И, подняв этот фанерный меч обеими руками над головой, словно веря, что он настоящий, зашагал навстречу хитиновой непобедимой армаде.

Все быстрее, быстрее, а затем — побежал.

Сердце у него громко стучало, воздух, как будто раскалившись от солнца, горел в груди, и, не сдерживаясь, он изо всех сил закричал:

— По–бе–да–а–а!..

И, наверное, сотрясенные криком, посыпались откуда–то сверху — будто снег, невесомые пыльные хлопья разорванной паутины…