19. К Л А У С. Я — М Ы Ш И Н Ы Й К О Р О Л Ь.

Меня как будто хватили по затылку чем–то тяжелым: потемнело в глазах и кровь жарким отчаянием бросилась в голову.

Я уронил кеды.

— Что ты врешь?.. Ее уже две недели нет в городе…

— Я — вру? — поднимая брови, раздельно спросил Косташ. — Я не вру. Запомни: не имею такой привычки…

— Но это — совершенно невероятно!..

— Почему?

— Да потому что ее отправили с майским транспортом. Если бы она осталась, то неужели бы она не дала о себе знать? Это — невероятно.

— А мы сейчас спросим, — пообещал Косташ. — Мы сейчас спросим, и ты убедишься… Женя! — позвал он мягким и вежливым голосом. — На минуточку. Расскажи господину де Мэю, кого ты там видел…

Он немного посторонился, нескладное туловище дона Педро втиснулось между ним и тщедушным Радикулитом, который в эту минуту стаскивал с себя клетчатую рубашку.

Толстые, в рыжих ресницах веки туповато помаргивали:

— А чего, ребята, чего?.. Ничего я такого особенного не знаю…

— Расскажи, кого ты вчера видел на проспекте Повешенных…

— Да — ребята…

— Расскажи, тебя человек просит…

Конопатое, в желтых веснушках лицо дона Педро мучительно искривилось, брови поползли к переносице, а обветренный, в трещинках рот съехал куда–то в сторону.

Он поскреб отвисающие, как у женщины, груди.

— Ну, чего, чего… Иду, это, значит, я по проспекту, останавливается такси, и вылазит — она с Дуремаром… В платье, значит, сумочка такая — из красной кожи… Привет, говорю, Ленка, она мне тоже говорит, привет… Дуремар, значит, берет ее под руку и они — заходят… Платье, говорю, значит, сумочка. Вообще так — прикид нормальный…

— А ты? — спросил Косташ.

— А что — я? Постоял, пошел дальше… — Дон Педро вдруг ухмыльнулся. — Мы с Радикулитом в тот день насвистались: ойей–ей!.. елки зеленые!.. Домой еле приполз. Ну, все, ребята? Ну, я — почапал…