Пока рыцарь разбирался со жрецом, Эсменет удалось подняться на ноги. Она утерла с лица кровь и слезы, отряхнула грязь, налипшую на шерстяное платье. Сердце колотилось в ушах, пару раз она подумала, что сейчас грохнется в обморок, так сдавило грудь. Ей неудержимо хотелось заорать — не от боли и не от страха, а от невозможности всего происходящего и чистого возмущения. Как это могло случиться? Что вообще произошло?

Она мельком видела, как рыцарь снова ударил жреца, вздрогнула и сама себя выругала за то, что вздрогнула. С чего ей жалеть этого грязного мерзавца? Она глубоко вздохнула. Вытерла жгучие слезы, снова выступившие на глазах, и наконец успокоилась.

Потом сцепила руки на груди и обернулась к мальчишке, который все это затеял. Уставилась на него со всей ненавистью, на какую была способна, потом высунула один палец так, что тот сделался похож на крохотный торчащий фаллос. Посмотрела, убедилась, что мальчишка это заметил, злорадно улыбнулась. Мальчишка побледнел.

Он в страхе взглянул на шрайского рыцаря, потом перевел взгляд на своих дружков — те тоже заметили насмешливый жест Эсменет. Двое невольно ухмыльнулись, и один, с детской жутковатой способностью мгновенно объединяться с теми, кого они только что мучили, воскликнул:

— И то правда!

— Идем, — сказал шрайский рыцарь, протянув ей руку. — Хватит с меня этих провинциальных идиотов.

— Кто вы? — прохрипела она, вновь не сумев сдержать слез.

— Кутий Сарцелл, — доброжелательно ответил он. — Первый рыцарь-командор шрайских рыцарей.

Она потянулась к нему, и он взял ее татуированную руку.

Люди Бивня шли сквозь тьму — высокие фигуры, погруженные во мрак, лишь изредка поблескивало железо. Ахкеймион торопливо шагал среди них, ведя под уздцы своего мула. Их блестящие глаза смотрели на него мимоходом, без особого интереса. Судя по всему, они привыкли к незнакомцам.

Путешествие тревожило Ахкеймиона. Никогда прежде не доводилось ему пробираться через подобный лагерь. Каждый круг света от костров, мимо которых он проходил, казался отдельным мирком, наполненным собственным весельем или отчаянием. Он улавливал обрывки разговоров, видел воинственные лица, озаренные пламенем. Он двигался от одного такого кружка к другому вместе с темной процессией. Дважды он поднимался на холмы, достаточно высокие, чтобы с них открылась река Фай и ее густонаселенные прибрежные равнины. И каждый раз замирал в благоговейном ужасе. Даль была сплошь усеяна кострами — ближние озаряли полотняные шатры и воинственных людей, дальние сливались в созвездия, взбирающиеся на склоны. Много лет тому назад Ахкеймион видел айнонскую драму в амфитеатре близ Каритусаля, и его тогда ошеломил контраст между темными рядами зрителей и озаренными светом актерами внизу. Здесь же, казалось, разыгрывалась тысяча подобных драм. Так много людей так далеко от дома… Здесь он воочию видел подлинную меру мощи Майтанета.