Ксинем был далеко не так крепко сбит, как Ирисс, однако же вздернул его, поставил на колени, точно мальчишку, и принялся осыпать бранью и тумаками. Динхаз виновато взглянул на Ахкеймиона.
— Ты не думай, что мы разделяем его взгляды, — осторожно сказал он. — Мы просто пьяны в задницу.
Зенкаппу это так рассмешило, что он не усидел на месте, упал с бревна и скатился куда-то в темноту, захлебываясь хохотом.
Даже Ирисс рассмеялся, хотя и затравленно, на манер мужа-подкаблучника, которому влетело от супруги.
— Довольно! — крикнул он Ксинему. — Ну хватит, хватит! Я извиняюсь! Извиняюсь, говорю!
Ахкеймион, потрясенный как дерзостью Ирисса, так и бурной реакцией Ксинема, смотрел на всю эту сцену, разинув рот. И только потом сообразил, что на самом деле он никогда прежде не видел Ксинема в обществе солдат.
Ирисс всполз обратно на свое место. Волосы его торчали во все стороны, в черной бороде серел пепел. Одновременно улыбаясь и хмурясь, он подался в сторону Ахкеймиона. Ахкеймион понял, что он вроде как кланяется, только ему лень оторвать задницу от складного стула.
— Я действительно извиняюсь, — сказал он, глядя на Ахкеймиона с озадаченной искренностью. — И ты мне нравишься, Ахкеймион, хотя ты и в самом деле, — тут он пригнулся и опасливо взглянул на своего господина и кузена, — хотя ты и в самом деле проклятый колдун!
Зенкаппа снова залился хохотом. Ахкеймион невольно улыбнулся и вежливо поклонился в ответ. Он понял, что Ирисс — из тех людей, чья неприязнь слишком мимолетна, чтобы стать серьезной ненавистью. Он может проникнуться к тебе отвращением — и тут же безо всякой задней мысли заключить тебя в объятия. Ахкеймион по опыту знал, что такие люди неизменно отражают порядочность или порочность своих владык.
— Дурак набитый! — воскликнул Ксинем, обращаясь снова к Ириссу. — Да ты погляди на свои глаза! Совсем окосел, хуже обезьяньей задницы!
Новые раскаты хохота. На этот раз даже Ахкеймион не удержался и присоединился к ним. Он хохотал дольше остальных, захлебываясь и завывая, словно одержимый каким-то демоном. Слезы облегчения катились по его щекам. Сколько же времени он так не смеялся?
Прочие уже успокоились и смотрели на него, ожидая, пока он возьмет себя в руки.
— Слишком давно… — выдавил наконец Ахкеймион. Он судорожно вздохнул. Слезы на глазах внезапно оказались жгучими.
— Да, Акка, чересчур давно, — кивнул Ксинем и по-дружески положил руку ему на плечо. — Однако ты вернулся, и на время ты свободен от ухищрений и притворства. Сегодня ты можешь спокойно выпить с друзьями.
В ту ночь Ахкеймион спал беспокойно. Неизвестно почему, но после крепкой выпивки Сны становились навязчивее и в то же время как-то тускнели. Они сливались друг с другом, делались менее живыми, более похожими на обычные сновидения, однако чувства, которыми они сопровождались… Они в лучшие-то времена невыносимы. А с похмелья от них и вовсе с ума можно сойти.