Светлый фон

 

Сторожащим Врата Лазутчиков сообщено о тебе.

Сторожащим Врата Лазутчиков сообщено о тебе.

Явись же, Герой!

Явись же, Герой!

Не все еще завоевано.

Не все еще завоевано.

 

Он ухмыльнулся, задаваясь вопросом — интересно, королева действительно трепетала, как лань, когда писала все это… или она просто считает себя сильно умной?

Шинутра ошибался. Каритусаль был известен множеством вещей помимо Шранчьих Ям и Багряных Шпилей, возможно, вещей менее впечатляющих, но более распространенных. Болезни. Специи. Женщины. Косметика. Рабы. Наркотики. Все вместе они гораздо больше подходили для того, чтобы поведать кому-либо о древней столице Айнона. Она, как, пожалуй, ни один другой город на свете, заслужила множество прозвищ: Болящий Город, Город Мух, Шлюха Нираниса. В Трех Морях не было порта, куда кораблю из Каритусаля разрешили бы зайти без тщательного досмотра.

Эрьелк давно осознал, что смерть Ститти не столько сокрушила его, сколько лишила ориентиров в жизни. Те же самые бесцельные, напоенные кровью скитания, что привели его к визжащим в Ямах толпам, ранее затащили его на «Момасову Бурю», какое-то время известную как ужас купцов Трех морей. Корабль достался ему так же, как он впоследствии его и потерял — по броску игральных костей, ведь морские разбойники, отвергая весь мир, любят и почитают при этом азартные игры. Вот так он однажды и обнаружил себя сраным капитаном сраного корыта, набитого убийцами, ворами и насильниками. И тем же путем он узнал, что столица Айнона Каритусаль был центром целого мира, жившего за счет разграбленных кораблей, которые стремились прильнуть к его древнему берегу или, напротив, оставить его. Пираты Церн Ауглай славились невероятной жестокостью. Некоторые торговцы предпочитали предать огню и свои корабли, и самих себя, лишь бы не испытывать судьбу, вверяя свои жизни их ненасытной злобе. Ходившие на «Момасовой Буре» не сомневались, что их души с нетерпением ждет преисподняя, и посему каждый из них пытался высосать все, что мог, из грудей своей краткой жизни. Они были рвачами в самой сути своей, и горе тем несчастным, кого им доведется рвать.

Небеса приговорили их, и они были просто кучкой проклятых душ, любивших порассуждать о чужом проклятии. Каритусаль же для них оставался тем, в чем они нуждались, чтобы умерить муку, терзавшую их сердца, или сшить расползавшиеся трещины, то и дело возникавшие между ними. Для них столица Айнона была местом, способным, подобно умелому язычку опытной шлюхи, слизнуть на время огни их проклятия. Сверкающей диковинкой, как и описывал ее Ститти. «Каритусаль, — любил повторять он, — это лишь то, что случается, когда люди изживают свои древние законы и обычаи. В этом городе души рождаются уже дряхлыми, парень. Для них нет ничего важнее борьбы с собственной скукой. Они вечно всей гурьбой плетутся за модой, что всякий раз уже мертва или умирает…»