— Этот мерзкий Шинутра, — осведомился он, — что-нибудь говорил обо мне?

Хотя Эрьелк и догадывался, что весь город уже наслышан о его похищении, он, тем не менее, ощутил легкий укол удивления. Тем лучше, решил он.

— Нет.

— А о благословенной королеве? Упоминал ли этот богохульник о нашей несравненной госпоже?

Эрьелк нахмурил лоб.

— Тот, первый, — он упоминал.

— Ты имеешь в виду Нагамезера. Колдуна, которого ты прикончил в «Третьем Солнце».

Проскользнувшие в голосе человека нотки удовлетворения подсказали Эрьелку, что тот не просто считает, что варвар поступил правильно, но искренне восхищается его поступком. Его собеседник был членом коллегии лютимов — длани Тысячи Храмов, что занималась преследованием, обвинением и осуждением колдунов. Юсуларес почти наверняка обладал даром Немногих — способностью видеть Метку, но, как и Эрьелк, он отказался от обладания проклятой силой, что была ему доступна. Правда, в отличие от Эрьелка, он предпочел служение Богу Богов тому, чтобы взять свою судьбу в собственные руки. Он отправился в Святую Сумну, где долгие годы обучался и размышлял над Трактатом и «Хрониками Бивня», чтобы однажды стать одним из тех, кто защищает Три Моря от величайшего и ужаснейшего богохульства из всех существующих — колдовства.

— Шинутра утверждал, что Нагамезер остался в живых, — возразил Эрьелк.

— Это, само собой, ложь, но Шинутра нипочем не признался бы, что Нагамезер сдох. В городе должны считать, что он жив, иначе Шпили не отпустили бы того, кто прибил одного из них.

Варвар пожал плечами.

— Он во что бы то ни стало хотел, чтобы я позволил ему прочесть вот это, — Эрьелк взмахнул измочаленной белой лентой.

Взгляд коллегианина метнулся к благоволению королевы и обратно к лицу холька.

— А позже, когда они допрашивали тебя в Кизе?

— Они пищали, как крысы, которыми и являются, но ни разу даже не упоминали о ней.

— Довелось ли тебе стать свидетелем каких-либо богохульств?

Неистовейший из сынов Вайглика усмехнулся в ответ:

— Ты тут коллегианин. Вот ты и скажи мне.

С тех пор как Туррор Эрьелк оказался в Каритусале, ему довелось побывать на многих диванах, принадлежавших кастовой знати. Путь, что лежал к дивану королевы Сумилоам, отличался от прочих лишь царившей вокруг роскошью и размахом. После разговора с Юсуларесом Эрьелка отвели в бани, где небольшое войско рабов счистило и смыло с его волос и кожи все следы городских улиц. Бледный писец переписал и куда-то уволок все его вещи. Затем его потащили в семейную часовню, где заставили принести клятву благоразумия перед каким-то несуразным идолом. И еще больше двух страж прошло, прежде чем два необъятных евнуха Сансоры наконец повели его, одетого лишь в белую церемониальную ширадскую юбку, на встречу с благословенной королевой. Невероятная пышность дворцового убранства сперва заставила варвара-холька обомлеть. Глаза жаждут блеска так же, как уста жаждут влаги, и для того, кто, подобно ему, родился на задворках цивилизации, эта нескончаемая череда изукрашенных блюд и инкрустированных драгоценными камнями кубков превосходила все, что ему доводилось видеть. Но он был не настолько глуп, чтобы благоговеть перед всей этой показухой. Ститти всегда говорил ему, чтобы он не забывал о страданиях, стоящих за подобной кричащей роскошью: запоротые насмерть рабы, искалеченные ремесленники, разграбленные храмы. «Из-за чего же еще твои родичи идут на смерть, добывая шранков мне на продажу? Смерть и убийства, парень. Смерть и убийства — вот фундамент любого великолепия».