Каритусаль — просто то, что происходит с цивилизацией, когда она до конца исписала чернилами свиток, и теперь, раз за разом, соскребает и переписывает то, что уже было написано ранее. Это место, где разрешено все, что не мешает делам и торговле, где бессмысленное и бесцельное существование не осуждается…
Где святостью объявляется потворствование, а не умеренность.
Город нечестивцев-рвачей.
В котором непорочная королева может открыто хвастаться беспорядочными интрижками с белокожими фаворитами.
Врата Лазутчиков оказались калиткой, спрятанной в поросшей лесом расщелине у подножья Ассартинского холма. Охрана, слонявшаяся у входа, действительно была предупреждена и, демонстрируя неожиданную выправку и дисциплину, немедленно сопроводила Эрьелка на территорию дворца. Влажный полумрак царил под вековыми кипарисами. На протяжении всего пути гвардейцы лишь пару раз позволили себе взглянуть в его сторону — вероятно, именно такое указание было дано им по поводу посетителей, чтобы ухажеры их королевы-шлюшки могли надеяться сохранить свое инкогнито, понял варвар. Ни один охранник даже не удосужился проверить ленту с благоволением, что он сжимал в правой руке. Даже его оружие не вызвало озабоченности или беспокойства. Его привели к небольшому флигелю, построенному из кирпичей времен ширадской империи: многие из них выгорели на солнце, а на некоторых виднелась загадочная клинопись, причем, насколько он заметил, кирпичи зачастую были поставлены в кладку вверх ногами, боком или вообще вертикально.
Эрьелка проводили в гостевую комнату с низким потолком, не слишком богато, но заботливо меблированную. Там его ожидал человек, одетый в белый с золотой оторочкой наряд — облачение Тысячи Храмов.
— Меня зовут Юсуларес, — произнес он глубоким, мелодичным голосом.
Лицо его было гладко выбрито, но говорил он на чистом айнонском и, как догадывался Эрьелк, был родом откуда-то с сехарибских равнин. Посланник Святейшего Шрайи к Благословенной Королеве.
Пылавшие треножники, наполненные китовым жиром, стояли между небольшими диванчиками, давая достаточно света, чтобы варвар мог получше разглядеть внимательно оценивающего его человека. Его губы были настолько тонкими, что, казалось, их нет совсем, но он обладал какой-то утонченной красотой, напоминавшей странное изящество, свойственное шранчьим лицам.
— Ты жрец? — спросил Эрьелк.
Едва заметный кивок.
— Коллегианин?
Прекрасные черты потемнели, собеседник нахмурился, но было видно, что все это напускное. Глаза Юсулареса сияли в ожидании — даже в предвкушении.