— Ты сильно рискуешь, так говоря о нем.

Она кинула быстрый взгляд на стоявшую рядом прислугу.

— Так он же не может нас услышать.

Холька фыркнул.

— Но другие-то могут. В таких черепушках, как у него, всегда многовато дырок, но тем легче вложить в них тлеющие угли.

— О чем ты, варвар?

— О том, что ты слишком обленилась, решив, что весь мир потакает твоим беспечным капризам. Но это лишь видимость.

— Ты назвал меня обленившейся? Свою королеву?

Он стоял с той суровой, величавой неподвижностью, которую всегда использовал, чтобы привести в замешательство людей из высших каст. Пусть они пытаются дергать за невидимые ниточки, играя в свой джнан. Подлинная сила всегда побеждает.

— Нет, — ответил он, — я назвал обленившейся Сумилоам…

— Кого?

— Сумилоам. Женщину, обладавшую достаточной хитростью, осторожностью и терпением, чтобы суметь занять то место, которое заняла. — Он склонился над ней и почувствовал дрожь, что пошла в ответ по ее телу. — Та женщина, готов поспорить, не оценила бы твое безрассудство.

Ее глаза оценивающе прищурились. Возможно, как и Хозия, она запала на него еще до его появления здесь. Возможно, она провела всю прошлую ночь в томлении, ожидая их встречи. Но если нет, то, вне всяких сомнений, теперь-то она точно запала на него. Сумилоам была актрисой. И убийцей. Но сейчас, одной лишь этой фразой, он раздел ее, сорвал одежду с мест куда более сокровенных, чем ее чудесная смуглая кожа.

— Так это правда, — сказала она с придыханием, — то, что про тебя говорят.

— А что про меня говорят?

Улыбка, исполненная девичьей застенчивости.

— Что ты ухаживаешь за женщинами столь же свирепо, как и сражаешься.

Он положил свою огромную, покрытую шрамами руку на золоченую спинку дивана, нависая над королевой.

— Правда в том, — сказал он, — что я лишь кажусь свирепым, но в действительности, так же как и ты, стремлюсь поддаться в этой гонке.

Жар сгущался меж ними, окутывая грот. Она подняла ладонь и пробежалась пальцами по его груди и животу, скорее намеком, чем касанием воспламеняя его кожу. Ее левое колено медленно сдвигалось наружу, одновременно как бы и избегая его близости, и приглашая.