— А скажи мне, Священный Свежеватель, цветет ли порченая роза ярче и ненасытнее, чем луговые ромашки?

Боковым зрением он увидел какую-то тень, пробравшуюся через мешанину зарослей, чтобы проскользнуть к гроту и занять место среди полукруга ожидающих приказа слуг. Еще один раб?

Он сжал ее грудь мозолистыми пальцами.

— Она не порченая, — прорычал он, заглушив ее стон, — просто ослабла.

Она выскользнула из его объятий и вскочила, пританцовывая и кружась.

— Ну давай, варвар, — озорно воскликнула она, заходясь каким-то сиплым, скорее мужским, смехом, — напои Сумилоам хитростью и мудростью. Обрети награду, служа своей королеве.

Ее черные как смоль волосы были заколоты булавками и уложены в затейливую прическу, модную нынче у высших каст. Лицо ее было скорее искренним, чем прекрасным, скорее правильным, чем утонченным — и все из-за подчеркивающих ее исключительность глаз — глубоких, карих и сияющих, столь же бездонных, как глаза знатных женщин на древних ширадских скульптурах. Она была одета в длинное сари, сшитое из белой парчовой ткани, прикрывавшее ее тело от плеч до лодыжек, не считая, конечно, длинного разреза, идущего слева — на «стороне желания». Когда она повернулась, чтобы отвести его к огромному дивану, располагавшемуся чуть ближе к безмолвному полукругу рабов, подол ее платья закружился и, распахнувшись, подобно страницам раскрывшейся книги, явил его взгляду умащенное ароматными маслами сокровенное великолепие.

Прикрыв на мгновение глаза, он вдруг узрел сотрясающегося от смеха Шинутру, огромная голова колдуна просвечивала розовым мясом.

На какое-то мгновение улыбка Эрьелка угасла.

— Ну давай, возглашенный чемпион, — промурлыкала Сумилоам, королева Айнона.

Кровь или семя, как говорят среди его народа. Кровь или семя.

— Освежуй свою благословенную королеву.

Что-то должно излиться.

Она слегка вскрикнула, когда это случилось, а затем они соединились — тело к телу, пульс к пульсу — и их нагота затрепетала, как золотой лист под ударами молота.

— Что ты? — ахнула она, словно от боли.

— Холька, — выдохнул он.

— Да… но что такое… холька?

— Мальчик, — начал он, но запнулся, вновь узрев внутри себя безумный лик Шинутры. — Мальчик с двумя сердцами родился среди нашего народа в давние дни. Его звали Вайглик…

Она медленно покачивалась на его бедрах. Ее брови поднялись, изогнувшись полумесяцем, а глаза подернулись томной поволокой.

— И я — неистовейший из его потомков, — закончил он, дыша глубоко, словно бык.