Кто знает, на что способно живое существо?

Там, где было много голосов, много стремлений, теперь осталось только одно.

Логос посеял его, и ныне Логос созрел в нем.

«Скоро, отец. Скоро я увижу тебя».

Отвернувшись от Эсменет, Воин-Пророк вытянул светящиеся ладони, и по собранию прошел шепот. Келлхус разослал гонцов, приглашая Великие и Малые Имена на последний совет, созванный на склонах над многолюдным лагерем. Как он и ожидал, на призыв откликнулась не только знать. Добрая половина Священного воинства столпилась на косогоре перед ним. Они заняли весь холм и устроились, как вороны, на разрушенных гробницах поблизости, чтобы все увидеть.

Келлхус стоял на середине склона, так что для всех, кто расположился выше, Шайме светился ореолом вокруг его головы. Предводители Священного воинства заняли продолговатую площадку прямо перед ним, усевшись на траву. Взгляды их были одновременно жадными и невинными: они горели от возбуждения, но понимали, в какой котел им предстоит погрузиться. Справа, на южном берегу людского моря, стояли наскенти. Они изо всех сил делали вид, будто только они знают, что сейчас будет. Элеазар, Ийок и еще несколько адептов Багряных Шпилей сгрудились на противоположном краю с бесстрастными и настороженными лицами. Келлхус увидел, как Элеазар наклонился к слепому Ийоку. Взгляд великого магистра на мгновение метнулся к Ахкеймиону – тот, как обычно, стоял слева от Келлхуса.

– Я повернулся, – вскричал Келлхус, – и узрел в твоих тысячах, Священное воинство, великое племя Истины! Но я вижу еще тысячи тысяч, они стоят сверкающими рядами, они заполнили равнину и дальние склоны… Я вижу среди нас души погибших воинов. Они с гордостью глядят на тех, кто оправдает их великую жертву!

Такое не забывается. Они заплатили за это мгновение страхом и кровью.

– Они требуют возвратить дом брата моего.

Он прекрасно помнил, как три года назад выступил из тени Охряных ворот Ишуали. От его ног веером расходились бесчисленные тропы, ведущие к бесчисленным исходам. С каждым шагом он уничтожал альтернативы, разрушал один вариант будущего за другим, шел по линии слишком тонкой, чтобы отметить ее на карте. Он так долго верил, что эта линия, эта тропа, принадлежит ему, что каждый поворот был результатом чудовищного выбора, за который отвечал только он. Уничтожая возможность за возможностью, сражался он до тех пор, пока не наступил сегодняшний миг…

Но те возможности, как он теперь знал, умерли задолго до него. Его путь был предопределен. На каждом повороте вероятности складывались, возможности усреднялись, развилки определялись заранее… Даже здесь, перед Шайме, он выполнял лишь одну свою задачу в клубке божественных расчетов. Даже здесь каждое его решение, каждое действие подтверждали мрачный смысл Тысячекратной Мысли.