Голос.

– …sss…ка…net…odin…noll’…in…

Летящий сюда через миллионы световых лет. Пытающийся прорваться сквозь электрические облака. Голос с обратной стороны Марса? Венеры? Сатурна?

– Ноль, – вдруг четко в самое ухо. – Имя. Нет. Один. Ноль…ин…оль…оп…ка…

Этот голос… Увязает в шипении… прерывается, как прерывается связь в грозу. Он слышал его раньше? Или впервые вслушивается в эти нотки, такие незнакомые и одновременно… знакомые?

Он хочет ответить. Хочет закричать, но только разевает беззвучно рот – нечем. У него нет голоса. Горло – старая окислившаяся водосточная труба. Он может только слушать. Только вслушиваться в этот голос, упорно твердящий как мантру:

– Имя. Нет. Один. Ноль. Один. Ноль. Кнопка.…кхх…оп…ка…ссс…

Он слышит далекий гул где-то позади себя. Глухое ворчание где-то над собой и под собой. Сильную вибрацию – словно рядом закипает электрочайник размером с паровоз. Он видит, как изгибаются стены вокруг него. Как они вспучиваются изнутри, как слезает с них тонкая обманка, изображавшая кафель, словно дурацкая переводная картинка со старого портфеля… Проступают серые стены – проявляясь словно на фотографической пластине из негатива в позитив… Растворяются и они, расползаются, как пятна бензина по поверхности лужи… словно не в вековой породе прорублены эти шурфы, а в плавящемся на глазах свинце. И телефон. Он тоже. Деформируется. Стекает по стене, превращаясь в большую квадратную каплю. Жар. Странный жар, от которого режет глаза. Щиплет. Выедает зрение. Словно разом лопнули все капилляры.

Трубка в руке. Она становится мягкой, как разогретый на солнце кусок пластилина, теряет свою форму. И голос. Голос, который тоже начинает меняться. Голос, теряющий свою форму, уже не проговаривающий – выжевывающий слова. Буквы, слипающиеся в комья:

– ИменинетЕстьодинЕстьнольЕстьоди…ссс…оль…Кноп…ка…