Он брел, спотыкаясь и падая, вставая и снова спотыкаясь…

Как он здесь оказался, в этих коридорах? В этих тоннелях с серыми стенами? Как же так? Он же выбрался отсюда, разве нет? Он же вышел отсюда под небо, он же видел солнце… разве нет? Так ведь? Или это ему все приснилось? Никак не мог вспомнить… закрыл глаза, открыл – стены серые вокруг… рельсы… пошел по ним дальше…

Никак не собраться с мыслями… нет их, потому что… голова пустая, совсем пустая… отбил голову напрочь… как с коня своего вороного полетел, так и стукнулся оземь со всего маху… все из нее вылетело… а было там что когда?

Ничего не слышит… ничего совсем… даже шагов своих… оглохший… контуженный… перегоревший… выбили из него дух…

Сто лет назад выбрел к большому бездонному колодцу, к провалу, к дыре в теле земли, из которой веяло ледяным холодом… бродил, аукая между потухших горнов, усыпанных пеплом, между огромных двурогих наковален, валяющихся на боку, похожих на дохлых рыжих коров… видел молоты здоровенные изъеденные ржавчиной, кричал отчаянно, звал кого-то… размазывал слезы по щекам… никто не отозвался…

Ничего не помнит… Ничего не чувствует… сил нет никаких… высосали из него всю его силу… а была она? Кажется, была… когда? Где? У него? Или еще у кого?..

Идет по рельсам, открыв рот, хватая пустой безжизненный воздух…

Заплетаются его ноги… как идет? Непонятно… ноги мои ноги… куда вы меня ведете…

Как его зовут? Что он тут делает? Идет куда глаза глядят… куда они глядят? На рельсы… по ним нужно идти… а рельсы эти – то они есть, то нет их… растекаются куда-то… прячутся в стены и потолок… Один он здесь… совсем один… потерянный… выдохнувшийся… поникший… закричать бы – сил нет… упадет сейчас и не встанет… нельзя… нельзя… надо идти… к воротам… там где-то есть ворота, к которым надо идти… в ту сторону идет? Или от них наоборот? Не знает… ничего не знает…

Упал…

Полежал, встал на карачки, пополз дальше…

Сто лет назад выполз к большим, рухнувшим воротам. Когда-то были ворота эти огромными, замок на них еще больше, а ключ заговоренный – больше их обоих вместе взятых. Такой, что смотреть на него нужно было, задрав голову… и вот они – прямо перед ним. Плиты, некогда искусно подогнанные друг к другу, вздыбились ржавыми чешуями, словно на дохлой, давно сгнившей рыбе… узоры, не виданные им доселе ни в книгах, ни во снах, впаянные в них намертво – в труху истлели…

Он услышал шум.

Нарастающий гул, вызывающий желание заткнуть уши. Словно пущенный задом наперед и замедленный в миллионы раз колокольный звон.

Совсем рядом.

У него за спиной.