Разумеется, этого настырного кавалера можно было и просто грохнуть, но Клава вовсе не хотела портить и без того натянутые отношения с дочерью и тем более вступать из-за этого в конфликт с испанскими, как она сама выразилась, «недоделанными большевиками», которые непременно начали бы мстить за своего «павшего жертвой в борьбе роковой» товарища. Она за последние несколько месяцев и так перешла дорожку слишком многим державам и просто серьёзным людям…

Кроме того, у Клаудии было стойкое ощущение, что этот самый Хуан Сугасогаитиа (а скорее даже не он сам, а его партийно-подпольные начальники) подбирается через Ирен к Клавкиному нелегальному бизнесу, дабы со временем использовать её положение и налаженные связи в каких-то своих целях. Но в каких именно, Клавины люди ещё толком не выяснили.

Потом мы с Клавой немного поговорили о том, что странная ситуация, сложившаяся в Сен-Луи, оставалась абсолютно без изменений. С момента Клавиного тяжёлого ранения прошло уже почти трое суток, но её ребята, оставленные в доме мсье Омона (от самого факта их присутствия радушный хозяин, должно быть, писал крутым кипятком) наблюдать за кофейней, продолжали аккуратно докладывать по телефону о том, что в «le Conte» до сих пор никто так и не заходил – ни полиция, ни даже, к примеру, какие-нибудь особо любопытные соседи. Соответственно, начинавшие пованивать трупы оставались на своих прежних местах, и «Фиат-500» всё так же торчал у входа. Это было необъяснимо.

В общем, в середине третьего дня своего лежания пластом Клаудия вдруг вызвала меня к дверям своей спальни, причём мне было велено иметь «партикулярный вид», то есть побриться, причесаться, благоухать одеколоном, надев приличный костюм с галстуком и шляпу. Брать с собой оружие Клава не велела.

Я скучал на стуле под дверью довольно долго. Потом дверь приоткрылась, и в коридор высунулось чёрное, как сапог сверхсрочника, лицо домоуправительницы Алэйны.

– Entrez, – пригласила она. Почему-то здешний персонал называл меня исключительно на «вы». Видимо, искренне полагая, что я – какая-то слишком важная персона, которую невзначай занесло в их скромную обитель.

Я вошёл и, даже не пытаясь скрыть изумление, увидел, как аккуратно причёсанная и накрашенная Клава в одном белье, белых модельных туфлях на минимальном каблуке и чулках телесного цвета натягивает через голову и поправляет с помощью Алэйны и ещё одной служанки белое платьице свободного покроя, длиной до колен. Я успел заметить на её животе чистую эластичную повязку.

Затем Клава надела поверх платьица и застегнула белый же короткий жакетик из какого-то плотного материала, с золотистыми пуговицами.