«Да будет вечно!»

Только чужие мысли бились в голове губительным заклинанием.

Сияющий самоцветами трон превратился в алмазные клещи, в адамантовую дыбу…

Прочные лезвия заговоренных ножей-кристаллов разом выскользнули из потаенных пазов и ударили быстрее, чем бьет молния. Отсекли конечности и голову.

…в плаху, выложенную из драгоценных каменьев.

Алмазные колодки рванулись в стороны, раздирая его.

От магии, скрытой под непроницаемой адамантовой коркой и в краткий миг выплеснувшейся из трона, вспыхнули и обратились в пепел одежды. Обычную плоть, наверное, испепелило бы тоже. Только плоть, попавшая в алмазные капканы, обычной не была. Плоть была бессмертной.

Бессмертной и…

И, увы, уже растерзанной на куски.

Перед глазами мелькнул высокий потолок залы, узкое окно, плиты пола…

Срезанная голова в адамантовом венце-захвате катится к одной из шести серых фигур. Фигура сводит раскинутые руки, словно зачерпывая воду, затем опускает ладонями вниз…

Глаза отсеченной головы еще видят тело, с плеч которого она только что скатилась. Тулово, прикованное к трону алмазными когтями-оковами. Лишенное не только головы, но и рук, и ног тоже. Из ран на сияющие каменья хлещет темная кровь.

Перед троном стоит еще одна фигура в длинных серых одеждах. Тоже колдует.

Над стиснутыми адамантовыми клещами и отброшенными в разные стороны руками и ногами творят волшбу остальные четыре фигуры. И разделенным частям уже не дотянуться друг до друга, не слиться воедино.

– Да будет вечно разделено целое… – шелестело в зале. – Да не соединится само собою…

Тот, чья память и чьи чувства были открыты сейчас перед Тимофеем, ощущал, как произносимые вслух заклятия тянут из него силу. Как начинают сохнуть, отдавая ее, его кровь, кость и плоть.

Как его сила мешается с другой, с чужой.

Как из разных сил плетется сложная магическая паутина.

Как материализуется колдовство.

Как обволакивает, стискивает, заключает в себя.