Когда клетка подъехала к ломовым казам, те принюхались, зафыркали, а некоторые встали на дыбы, вскинув головы и раздувая ноздри.
Майлин остановилась перед ними, поводила туда-сюда жезлом и тихо запела. Это успокоило животных. Мальчики отвезли клетку подальше и остановились.
Навстречу вышли Малик и Грис. Юноша Тасса заглянул в клетку и, покачав головой, расплатился с ребятами.
— Он безнадежен, — сказал он Майлин, когда она отошла от успокоившихся казов. — Даже ты не сможешь повлиять на него, Певица.
Она задумчиво посмотрела на клетку. В одной руке она все еще держала жезл, а другой гладила мех своего королевского короткого жилета, как будто это было любимое животное, живое и дышащее.
— Возможно, ты и прав, — согласилась она, — а, может быть, его смерть еще не занесена во вторую Книгу Моластера. Если ему придется пойти по Белой дороге, то пусть он начнет это путешествие спокойно и безболезненно. Он слишком истощен, чтобы бороться с нами. Открой клетку, потому что его тошнит.
Они открыли клетку и перенесли животное в одну из своих, побольше и пошире, на мягкую подстилку.
Этот зверь был крупнее тех, каких мы видели в этот вечер на сцене; если бы он мог встать на ноги, он был бы на уровне моих нижних ребер. Его шерсть запылилась и свалялась, потускнела, но была того же красного цвета, что и жилет Майлин.
У животного были странные пропорции: маленькое тело и такие длинные и тонкие ноги, будто они достались ему по ошибке от кого-то другого. Живот заканчивался веерным пучком, а между острыми ушами, по шее и вокруг плеч лежала длинная грива более светлого оттенка. Нос бы острый и длинный, за черными губами виднелись крепкие зубы. Не будь он таким изможденным, я сказал бы, что это опасный зверь.
Он слабо огрызнулся, когда они укладывали его на подстилку в новую клетку.
Майлин слегка коснулась его жезлом, ласково проведя им по носу животного, и его голова перестала дергаться. Малик принес чашку с какой-то жидкостью, окунул в нее пальцы и чуть-чуть влил в запекшийся рот, из которого высовывался почерневший язык.
Майлин стояла рядом.
— Сейчас мы больше ничего не можем сделать. Остальное…
Ее жезл нарисовал в воздухе символ.
Затем она повернулась к нам.
— Благородный Хомос, час уже поздний, а этот бедняга будет нуждаться во мне.
— Благодарю за вашу любезность, Благородная Дама, — сказал я.
Мне показалось, что она довольно-таки резко отсылает нас. Похоже, у нее были какие-то основания пригласить нас, но теперь мы стали лишними. Собственно, эта мысль не подтверждалась никакими фактами, но почему-то она была мне неприятна.