— Попалась!

С триумфом появляюсь на вершине. Ветер нудно гудит в ушах и ощутимо пошатывает. Хмурюсь. Никого здесь нет, только я. И…

Мявк. Соседский Бес обнюхивает меня, приветствуя. Щекочет усами и дружески бодает в лоб, мешок шерстяной. На холке у него, чуть пониже второй пары ушек, топорщится прилипший репей.

— Это ты, что ли, кидаешься?

Кот, не ответив, струится вниз по стволу. Караулил птиц, похоже.

— Да чтоб вас всех…

Я расстроен.

А туман досюда не дотянулся, здесь чисто и свежо, и мой нос сразу проходит. И ударяет в него, отлёгшего, с радостью готового впитать в себя всё, чем полнится надтуманный мир, волна конкретного смрада — нет, не смрада, смрадища, что меня сначала озадачивает, а потом, не поверите, радует тоже.

Ботинки. На самой верхушке они, связанные друг с другом шнурками, висят, ожидая меня, висят и пованивают, родной такой вонью, ядрёной, наверняка сделавшей охоту Беса заведомо обречённой на неудачу. Но как и откуда? И, главное, для чего?

— Шуточки у вас… — бормочу я в пространство. — Не поленились же залезть, повесить… видно, совсем без обоняния люди. И не брезгливые.

Тянусь, снимаю, глажу почти что любовно. Верные вы мои, хорошие…

В правом ботинке лежит тонкий прямоугольник, сложенный пополам. Я не ожидал его, и он до крови расцарапал мне палец.

— Костыль… гхм, извини, что отвлекаю, но… ты не мог бы сказать, что здесь написано?

Он виновато шуршит уже помятой бумагой.

— Я не умею читать. Забыл?

И правда.

— Тогда подскажи, пожалуйста, какого-нибудь чтеца. Ну, такого, которому можно было бы ещё и доверять, такого, чтобы не растрезвонил…

— Твоя подружка, конечно. Лада-стрекоза, длинная коса.

— Не годится.