— На Костыле, ясное дело. Проклял его однажды странник-чудодей, когда Костыль его прогнал с пасеки. Странник там под берёзкой прикорнул, подремать в теньке, а этот как увидел человека, драгоценным его пчёлкам мешающего, как разозлился… Схватил ухват — и ну его колошматить! За что, спрашивается? За какие грехи?

— Не поспать странник там хотел, а мёда. Кто же спит на пасеке, Белая…

— Даже если и правда, разве ж можно с колдуном так обращаться? Колдуны — злопамятные. Наворожат тебе грудную жабу или кровь горлом, а то и паралич…

— Вор этот чудодей. А Костыль — молодец.

— Пф!

— Белая, слушай…

— … стали старухи, кто посмелее, Нию уговаривать. Уходи, говорят, от него, молодая ещё, жить тебе и жить, детишек рожать, солнышку радоваться… Какой, говорят, он тебе муж, этот помешанный, если у вас нет ребенка. Натешится тобой и прогонит. Придёт скоро срок — надоешь, старящаяся и бездетная. А Ния им в лицо плюет, разворачивается и уходит. Тоненькая такая, тростиночка, ростом маленькая, первой красавицей слыла, средняя дочка мельника… Перестали её уговаривать. Выбрала девка себе судьбу-погибель, да и бес с ней. Сама виновата. Вот и расплатилась за свою гордыню — сгубил-таки её Костыль. Насобирал осенью грибов, принёс ей, она пожарила. Съела — и всё. Отравил муж. Специально ядовитые выбрал, краснокровники, те, которые под съедобные прячутся… а то и даже поганки.

— Случайность, не умысел! И не Костыль грибы собирал, а его жена, сама…

— Молчи, раз не знаешь. Есть у пасечников севера такой ритуал — жертва человеческая. Варвары эти северяне, дикари, людей, как скот, во славу своих богов режут… Хуже армейцев. Хорошо хоть, от нас они далеко… Так вот о чём я. Кровавое, значит, подношение, чтобы не гневались духи плодородия, скрывающиеся среди пчёл в пчелином же облике. Костыль-то с севера родом, после мора сюда пришел, вот я и думаю, не перенял ли он эти обычаи варварские, не для того ли на Ние женился…

— Ты там была, Белая?

— Нет. А что ж?

— А почему тогда так уверенно говоришь?

— И! Вся деревня знает, любой тебе расскажет. Народ — он такой, врать не станет…

Ну да, ну да.

— … стал после всего Костыль ещё нелюдимее и угрюмей. День-деньской на своей пасеке сидит, курит трубку. Как кто мимо пройдёт — грозит тому тем самым ухватом. В карты всех обыгрывает, уже никто с ним играть не хочет, чуют, что здесь неладное — такое везение. Говорят, пчёл он натравливать на прохожих выучился…

— А я у него сегодня был. Отрабатывал отцовский долг. И никаких пчёл он на меня не натравливал. Добрый он. Одежду Нии три года уже как не трогал, бусы её на шее носит, грустит по ней очень…