Мои руки будто вновь чувствуют тот зловещий щелчок. Это я предал Эо, я сам.

Плюю под ноги, во рту сухо. Ни одного глотка воды за все утро. Голова трещит. Что ж, как говорил дядька Нэрол, перед смертью не надышишься. Пора повидаться с Кассием.

Он ждет за столом в штабном зале, на стуле, где я вырезал свой знак серпа. На шее цепь с Рукой примаса, на коленях штандарт братства, в руке обнаженный меч. Немало воды утекло с тех пор, как этот ионный клинок побывал у меня в животе, теперь на эту антикварную детскую игрушку смешно смотреть. Этот зал и все, что с ним связано, остался где-то внизу, в далеком прошлом, но глаза человека за столом по-прежнему задевают мое сердце. К горлу подступает горечь вины, распирая и иссушая душу.

— Прости меня за Юлиана, — выдавливаю я.

Золотые кудри Кассия свалялись, почти потеряв свой цвет от жира и грязи, в них шевелятся вши. Он все еще хорош собой — мне таким никогда не быть, но знакомые искорки в глазах давно потухли. Время и перемена места излечат его душу от ужасов многомесячной осады, горечи потерь и чувства вины, и прежний Кассий вернется. Бедняга, мне жалко его. Смех, да и только. Жалею того, кто пропорол мне живот. По крайней мере, он ни разу не проигрывал — ни один из примасов не может сказать этого о себе, за исключением разве что Шакала.

Кассий снимает знак примаса и кидает мне.

— Ты победил, — глухо произносит он, — только стоило ли оно того?

— Да.

Он кивает:

— Ни тени сомнений, понятно. Вот в чем разница между нами.

Кладет на стол штандарт и меч, поднимается и подходит ко мне. Изо рта у него пахнет гнилью. Я жду, что мы обнимемся, снова назовем друг друга братьями и все простим, но Кассий скусывает грязную корку с ободранных костяшек пальцев и плюет мне в лицо кровью.

— Мы кровные враги, запомни! — шипит он с неповторимым патрицианским выговором. — Если судьба еще когда-нибудь сведет нас, то лишь в смертельном поединке. Если окажемся в одних стенах, наружу выйдет только один. Помни это, презренный червь! Я не успокоюсь до тех пор, пока одно из наших сердец не перестанет биться!

На такое формальное заявление может быть лишь один ответ. Я сухо киваю, и он уходит. Стою один посреди зала, унимая нервную дрожь. Сердце колотится в груди. Как я ни надеялся, что со старой враждой будет покончено, не все шрамы заживают, и не все грехи могут быть прощены.

Вешаю на грудь Руку примаса, беру штандарт и подхожу к стене с каменной картой. Знамя с серпом Жнеца развевается над всеми замками, обозначенными там: пока Тактус готовит Олимп к обороне, мои люди поставили гарнизоны повсюду, где могли. Все земли вокруг теперь принадлежат мне — но не братству Марса. Знак серпа больше похож на символ Лямбды, моего родного клана. Там, в Ликосе, до сих пор трудятся мои брат, сестра, дядя, мать и друзья. Мир для них пока не изменился, но их знак, символ нашего восстания — рабочий инструмент, превращенный в грозное оружие, — уже гордо реет над замками надменных ауреев. Над всеми, кроме одного — Плутона.