— Маловаты, ну да попробуем, — произнесла она себе под нос.

Элуран взяла первый квадрат и разорвала его на два треугольника. Подозвала Арлазара и приказала стоять смирно. Набросила ему на голову один из треугольников как платок и стала скручивать края до тех пор, пока ткань плотно не облепила затылок. После этого она уложила скрученные жгутами концы косынки двумя кольцами вокруг головы так, чтобы надо лбом оказались наиболее толстые их участки. Отошла к арчимакам и встряхнула бурдюки с водой. Ее было еще достаточно. Амарис взяла один и слегка намочила внутреннее кольцо косынки. Потом накинула поверх таким образом уложенного первого треугольника ткани второй и подвязала его бечевкой. Несмотря на видимую простоту, получился действительно удобный и практичный головной убор. От солнечных лучей оказались спрятаны не только голова, но и глаза, лоб, шея и даже плечи. При желании можно было свободно свисающими концами прикрыть лицо от поднятых ветром песка и пыли. То же самое она проделала с ходящим и затем только с собой.

— Это называется куфией. Головной убор южных кочевников. Когда-то Трещотка меня научила.

— Змея? — удивился Кйорт.

— Одна из тех, что погибла там, от лап мозарта, — холодно и удивительно спокойно произнесла Амарис.

— Смотрю, ты оклемалась? — Кйорт усмехнулся.

— А то бы ты меня тут оставил подыхать, — без малейшего признака злости ответила элуран с утвердительной интонацией. — Не дождетесь. Я еще всех вас переживу.

— Приятно слышать, — Арлазар выглядел довольным. — И приятно думать, что теперь ты с нами.

— Думайте, — все так же меланхолично ответила девушка. — Отправляемся? Обидно будет, если все это сменится проливным дождем. Столько стараний зря тогда.

Ходящий многозначительно посмотрел на Арлазара. Тот пожал плечами и двинулся, как обычно, первым.

31-2.

31.

Когда солнце перевалило за высшую точку и начало свой бег к линии горизонта, дышать стало совсем трудно. Воздух обжигал легкие, а песок раскалился так, что на нем, наверное, можно было бы приготовить жаркое. Высокое голубое небо разливалось яркими желто-синими пятнами, стоило лишь поднять взгляд на солнце. И эти пятна еще долгое время потом прыгали перед глазами. На границе видимости, где-то у самого горизонта, то и дело, курясь маревом, возникали миражи. Трещали сухими ветвями желтые кустарники, сплошь покрытые колючками, да пробегал редкий геккон, словно соревнуясь с несущимся перекати-поле в скорости.

— Стоять! — прорычал Кйорт.

Это слово уже набило оскомину, но все повиновались мгновенно: если хоть одно такое восклицание из ста окажется действительно предупреждающим об опасности, кто же его ослушается, находясь в трезвом рассудке? Не ослушались и сейчас.