Мэт намеревался поиграть недолго, всего часок, лишь для того, чтобы пополнить свой кошелек несколькими монетами, а потом собирался отправиться на поиски подходящего судна, однако он сразу стал выигрывать. Насколько мог припомнить Мэт, он всегда чаще выигрывал, чем проигрывал, а в его играх с Хурином, да и в Шайнаре, не раз случалось так, что ему приносили выигрыши шесть или восемь бросков кряду. Но в сегодняшний же вечер каждый бросок Мэта оказывался выигрышным. Каждый бросок.

Заметив, какими взглядами окидывает его кое-кто из соперников, Мэт порадовался, что не стал доставать из кошеля на поясе собственные игральные кости. И эти же взгляды подсказали ему убраться из этой таверны – от греха подальше. С удивлением Мэт обнаружил, что в кошельке у него позвякивают уже с три десятка серебряных марок, а на лицах игроков явно сквозит желание, чтобы он убрался с глаз долой поскорее.

У всех, кроме одного – смуглолицего матроса с шапкой курчавых жестких волос, – как кто-то сказал, он был из Морского народа, чему Мэт немало подивился: что поделывает в такой дали от моря один из Ата’ан Миэйр? Моряк отправился следом за вышедшим из гостиницы Мэтом по темной улице, настойчиво упрашивая дать ему возможность отыграться. Мэт намеревался двинуться прямиком к пристаням, поскольку тридцати серебряных марок должно было хватить с избытком, однако смуглолицый продолжал уговаривать Мэта, чтобы тот дал ему отыграться, поэтому юноша уступил и вместе с парнем свернул в первую попавшуюся на пути таверну.

И снова Мэт выиграл, и дальше было так, словно его охватила какая-то лихорадка. Он выигрывал с каждым броском. Мэт переходил из таверны в гостиницу, а затем снова в таверну, нигде не задерживаясь настолько, чтобы вызвать у кого-то озлобление размером своего выигрыша. И по-прежнему каждый бросок был для него выигрышным. У менялы юноша обратил свое серебро в золото. Мэт играл в «короны», в «пятерки», участвовал в игре «девичий позор». Он метал то по пять костей, то по четыре, а то и по три, порой даже всего по две. Мэт вступал в игры, ему неизвестные, узнавая их правила в ту минуту, когда приседал на корточки в кругу игроков или занимал место за столом. И вновь побеждал. Далеко за полночь смуглолицый моряк, назвавшийся Раабом, пошатываясь от усталости, отправился восвояси – обессилевший, но с туго набитым монетами кошельком; он решил не играть, а делать ставки на Мэта. И снова Мэт заглянул к какому-то меняле – а может, и не к одному; лихорадка азарта словно затуманила его разум, затянула его такой же густой хмарью, в какой скрывались и его воспоминания о прошлом, – и неумолимо все тянула и тянула Мэта к новой игре. К новому выигрышу.