– Прошу вас! Будто бы она хоть раз в жизни ввязывалась во что-то, не разузнав все досконально! У меня нет ни малейших сомнений, что она не менее виновна, чем вы, если не более. В отличие от вас, у нее даже нет оправданий в виде молодости, дурости и чрезмерно раздутого самомнения.

Жестокость по отношению к человеку, настолько раздавленному телесно и духовно, нисколько не помогла Орсо. Он просто почувствовал себя жестоким, вот и все. А мог бы и выказать великодушие, верно? Он ведь победил, не так ли?

Так почему же он чувствует себя так, будто проиграл?

– Мои друзья… – выдавил Брок.

Его глаза выглядели немного влажными. Но, возможно, это было просто от боли.

– Мертвы, – отозвался Орсо.

Брок оскалил зубы, пытаясь сползти обратно на кровать. Его зубы все еще были розовыми от крови.

– Могу ли я попросить… чтобы им хотя бы устроили достойные похороны?

– Они отправятся в яму вместе с остальными. Мне нужно похоронить сотни тех, кто был мне верен. Я не могу тратить силы на предателей.

Кровь и ад, как это все было мерзко! Он поднялся, оттолкнув свой стул, и повернулся к двери.

– Они были хорошими людьми, – прошептал Брок.

По какой-то причине это вызвало у Орсо исключительную ярость.

– Хорошие, плохие – все они теперь просто мясо. Если это вас чем-нибудь утешит, вам не придется долго терзаться из-за этого. Ваше собственное повешение состоится в течение этой недели.

И он вышел в дверь, сжимая кулаки.

Правда

Правда

– А!

– Мой наставник по писаниям говорил, – пробормотала Зури, сосредоточенно сузив глаза и продергивая нитку, – что боль – это благословение.

– Этот человек нравится мне все меньше и меньше. – Савин выдавила бледную улыбку. – Не в первый раз твоя игла приходит мне на помощь. Правда, обычно это была оторвавшаяся пуговица… а не моя собственная голова…

Она заметила, что платье Зури порвано с одной стороны. В дыре виднелись туго намотанные бинты, а бурая грязь, которой была измазана ткань вокруг разрыва, была вовсе не грязью, а засохшей кровью.