— Оставьте его в живых. Отправим инквизиторам, они что-нибудь придумают.

— Но ведь для начала можно и развлечься, верно? — мужик с усмешкой посмотрел на меня, обнажив гнилые зубы.

— Только не до смерти, — сухо сказала крестная мать, и кулак тут же радостно вошел под мои тонкие ребра.

Клинок в очередной раз разрубил кожу. На этот раз вместе с костью. Мокрая лужа крови приняла руку крестной матери. Ее плечи вздрогнули. Алый фонтан брызнул из перерубленных артерий.

— Ты очень самонадеянна, — прошептал я, сжав ее горло. — Мне нужна не столько твоя плоть, сколько твоя душа. Давай посмотрим, кто быстрее ее достанет: бог или демон?

Ее глаза распахнулись, в голубом озере боли всколыхнулось отчаяние.

— Ты не вампир?..

— Я — твой кошмар.

Мои пальцы раздвинули края раны. Теперь, когда крестная мать знала, что ее ждет, боль обрела над разумом власть. Красивые губы, освященные кровью, раздвинулись, горло выжало крик. Но было поздно.

Я пролез внутрь ее тела, впился ногтями в сердце. Внутренности сжимали руку, ребра мешали двигать ею, но мне ничего не нужно было — я достал то, что желал. Душа рвалась из тесной клетки, но освобождение ее ждало лишь в Ад.

Рванув сердце, я вытащил его через рану в животе. На колени женщины вывалились внутренности, спутанным и склизким комом скользнувшие вниз.

Душа крестной матери стремилась выскользнуть вверх, прочь из сердца, уйти из душного подвала, пропитавшегося запахом крови. Но я не позволил. Серебряная лента обвилась вокруг моих пальцев, пытаясь сбежать из моих рук, не понимая, что это напрасно.

Я впился зубами в душу. Сладкий фрукт разорвался, воспоминания, знания, мысли брызнули на мои губы, я поспешил их слизнуть. Лента глоталась по кускам, я обрекал ее на уничтожение.

Хотя этого все равно недостаточно.

Осознание пришло в мою голову позже, чем я успел что-то сделать — вампиры окружили труп, впившись в святую плоть клыками. Их яд проникал в мясо, заражал его, но это было бессмысленно. Без души гуль не может существовать. Все, чего добьются вампиры, — это безвольной куклы, которая хоть и может двигаться, но все же не станет этого делать. Я окончательно убил крестную мать, лишив кого-либо шанса спасти хоть что-то в ее личности.

С душой было покончено, оставался последний десерт, который я мог позволить себе на этом застолье — сердце. Оно все еще лежало в моей ладони, но теперь уже являлось безвольным комом упругой мертвечины. Я усмехнулся, перехватив взгляд гульши, которая только недавно еще стонала подо мной. Оторвав половину органа, я кинул его ей, получив в ответ благодарную улыбку.