Но лейтенант не сказал этого вслух.

А утром их вновь накрыли.

Сводки, как обычно, выдали желаемое за действительное. А уничтоженные фальшивые позиции — за настоящие.

Все возвращалось.

Едва утихли взрывы, едва выровнялся горизонт и осела пыль, лейтенант занялся подсчетом жертв и разрушений. Весточек с той стороны он не ждал.

Тем сильнее было удивление, когда сдвинутые комья земли обнажили фрагмент «рисунка». Нет, скорее, надписи — линии были ровные и жирные.

Что мог написать он, с той стороны? «Накося выкуси»? «Мир, труд, май»? «Искусство навсегда»?.. Неважно. Главное, что он был жив.

«Жив! — засмеялся Новак. — Ну надо же!»

Он понял — и его ошеломило это понимание — что враг, вернувший ему мечту, всегда был для него живым. Не жестянкой на сервоприводах. Не антропоморфным недоразумением.

Живым. Равным.

Прежде говорили, что красота спасет мир. Только кто спасет красоту?

Может, именно те, кто наперекор линии фронта и тотальной ненависти нашли общий язык?

Они были друг у друга. Или враг у врага.

Не с них ли начнется новая история?

Навыки, не подкрепляемые практикой, рассыпаются в прах. А праха и без того достаточно.

Новак достал банку с краской. Вытащил из олифы кисти.

Улыбнулся в предвкушении.

Тар Саргассов Бремя зеленого человечка

Тар Саргассов

Бремя зеленого человечка