Повернувшись, Шакал уловил движение в кустах ниже по склону. И узнал силуэты. Два свина, и на одном из них – ездок, который уже спускался из седла, чтобы вскарабкаться по валунам. Шакал попытался свистнуть, но обнаружил, что у него совершенно пересохло во рту и он не может смочить губы.

Певчий все равно его нашел.

– Черти чертовские, – выдохнул старый трикрат, увидев его. Пожар в башне освещал его встревоженное морщинистое лицо, которое застыло на мгновение, прежде чем он поднял голову и посмотрел на пламя, бушующее над стеной.

– Клянусь, я слышал саперный горшок, – проговорил Певчий.

– Их было два. – Шакал прочистил пересохшее горло. – Хотя у него их могло быть и больше под всем этим крысиным дерьмом.

– У кого?

Шакал ответил не сразу, сперва он поднял руку, чтобы Певчий помог ему встать. Певчий ухватил его за предплечье и поднял на ноги. Шакал осторожно повел его по склону. Абзул успел продвинуться дальше, чем он предполагал.

– У него, – сказал Шакал, указывая жестом вниз. Абзул, должно быть, его услышал, потому что сумел перекатиться своим покалеченным телом. – Это…

– Я знаю, кто это, мать его, такой, – прорычал Певчий, помрачнев. – Даже через тридцать лет я не могу не узнать этого лица.

Абзул вытаращился на них, его искаженное от боли лицо задрожало.

– Поразительно, что он еще жив, – заметил Шакал со злобной усмешкой.

– Чародеев чертовски трудно убить, – ответил ему Певчий.

Безумные глаза Абзула бегали из стороны в сторону.

– В… клетки. Оба! Вы должны сидеть в клетках. – С губ чародея вырвался исступленный сдавленный смех. – Есть… есть кто живой?

– Да. Я живой. – Певчий шагнул к нему.

– Не спеши, – предостерег Шакал и отошел, найдя камень, на который можно было сесть.

Певчий не был ни быстр, ни бесшумен. Шакал даже сквозь звон в ушах отчетливо слышал последние вопли Абзула.

– Нам нужно идти, – сказал он, когда Певчий вернулся. – Хиляки наверняка услышали. А если и нет, то вскоре узнают, что я сбежал. Кавалеро начнут шнырять по кустам, чтобы меня найти.

– Я не смог войти, – признался Певчий. – Они даже не стали меня слушать. Угрожали, что начнут стрелять, если не уберусь.

Шакал горько хмыкнул.